Октябрь 1917-го. Русский проект - [30]

Чем не хвастались мы?

Даже грядущей килой,

Ничего, что в истории русской гнилой,

Бесконечные рюхи, сплошные провалы.

А на нас посмотри:

На весь свет самохвалы,

Чудо-богатыри.

Похвальба пустозвонная,

Есть черта наша русская – исконная,

Мы рубили сплеча,

Мы на все называлися.

Мы хватались за все сгоряча,

Сгоряча надрывалися,

И кряхтели потом на печи: нас – «не учи!»,

Мы сами с усами!..

Страна неоглядно великая,

Разоренная рабски-ленивая, дикая,

В хвосте у культурных Америк, Европ, гроб.

Рабский труд – и грабительское дармоедство,

Лень была для народа защитное средство,

Лень с нищетой, нищета с мотовством,

Мотовство с хватовством.

Неуменье держать соседства…

Сталин уже в 1930-ом году, когда еще поворот на национал-большевистские рельсы не был очевиден, подверг Демьяна Бедного резкой критике, обвинив в клевете на русский народ. «В чем существо Ваших ошибок? – писал он в ответном письме на жалобу поэта. – Оно состоит в том, что критика недостатков жизни и быта СССР, критика обязательная и нужная, развитая Вами вначале довольно метко и умело, увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях в клевету на СССР, на его прошлое, на его настоящее… [Вы] стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения… что «лень» и стремление «сидеть на печке» является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими. И это называется у Вас большевистской критикой! Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета на наш народ, развенчание СССР, развенчание пролетариата СССР, развенчание русского пролетариата».

В общий русофобский хор новой советской литературы вливался поначалу из-за рубежа и голос пролетарского писателя Максима Горького. «Костер зажгли, – пишет будущий первый председатель правления Союза писателей СССР, – он горит плохо, воняет Русью, грязненькой, пьяной и жестокой. И вот эту несчастную Русь тащат и толкают на Голгофу, чтобы распять ее ради спасения мира… А западный мир суров и недоверчив, он совершенно лишен сентиментализма… В этом мире дело оценки человека очень просто: вы умеете работать?… Не умеете?… Тогда вы лишний человек в мастерской мира. Вот и все. А так как россияне работать не любят и не умеют, и западноевропейский мир это их свойство знает очень хорошо, то нам будет очень худо, хуже, чем мы ожидаем… Русский человек в огромном большинстве плохой работник. Ему неведом восторг строительства жизни, и процесс труда не доставляет ему радости; он хотел бы – как в сказках – строить храмы и дворцы в три дня и вообще любит все делать сразу, а если сразу не удалось – он бросает дело. На Святой Руси труд подневолен… отношение к труду – воловье».

Естественно, особое значение в борьбе с «русским великодержавием» придавалось подрыву исторического сознания. Само наименование «русская история» как «контрреволюционный термин одного издания с трехцветным флагом» исключалось из образовательных программ. Исторические национальные герои России подавались в качестве реакционеров. Более других, пожалуй, досталось Д. Пожарскому и К. Минину. В рамках пролеткультовского движения проводилась широкая кампания по демонтажу их памятника на Красной Площади. Под запрет как проявление мелкобуржуазного национализма попала идея «патриотизма».

Пасквильную форму интерпретации исторической миссии ведущих деятелей отечественной истории иллюстрируют поэтические строчки Джека Алтаузена:

 Я предлагаю

Минина расплавить,

Пожарского.

Зачем им пьедестал?

Довольно нам

Двух лавочников славить,

Их за прилавками

Октябрь застал.

Случайно им

Мы не свернули шею

Я знаю, это было бы под стать,

Подумаешь,

Они спасли Расею?

А может, лучше было б не спасать[156].

Признанным лидером советских историков выступал в двадцатые годы академик Михаил Николаевич Покровский – жесткий критик российской государственности. Авторитет Покровского был столь велик, что его имя пять лет носил Московский Государственный Университет, ныне носящий имя Ломоносова. Взгляды М. Н. Покровского на российскую историю отражает следующий фрагмент из его сочинений: «Предлагаю всегда писать название страны «Россия» именно так, в кавычках, настолько оно скомпрометировало себя за тысячелетнюю историю, в которой не было ни единого светлого пятна, а лишь угнетение собственного темного, дикого и забитого народа и подавление стремления к свободе других… «Российская империя» вовсе не была национальным русским государством. Это было собрание нескольких десятков народов… объединенных только общей эксплуатацией со стороны помещичьей верхушки, и объединенных притом при помощи грубейшего насилия». Еще одна цитата: «Российскую империю называли тюрьмой народов. Мы знаем теперь, что этого названия заслуживало не только государство Романовых, но и его предшественница, вотчина потомков Калиты. Уже Московское великое княжество, не только Московское царство, было тюрьмой народов. Великороссия построена на костях инородцев, и едва ли последние много утешены тем, что в жилах великоруссов течет 80 % их крови. Только окончательное свержение великорусского гнета той силой, которая боролась и борется со всем и всяческим угнетением, могло послужить некоторой расплатой за все страдания, которые причинил им этот гнет».