Октавий - [15]

XXXV

Впрочем, ваши ученые в сочинениях и поэты в стихах своих говорят об огненном потоке и пламенном болоте Стикса, которые предназначены для вечного мучения людей, так как они знают об этом по указаниям демонов и изречениям пророков. Вот почему у них сам царь Юпитер благоговейно клянется пылающими берегами и мрачною пропастью; ибо он предчувствует мучения, которые ожидают его вместе с его чтителями, и боится. Этим мучениям нет никакого предела и никакой меры. Там разумный огонь сожигает и возобновляет члены тела, истощает и питает их; подобно тому, как блеск молнии касается тела, но не убивает, как огни Везувия и Этны и всех земных вулканов горят никогда не угасая; так и огонь, назначенный для наказания, поддерживается не с тем, чтоб истреблял сожигаемых им, но питается неистощимыми мучениями человеческих тел. Никто, кроме разве нечестивца, не сомневается, что незнающие Бога заслуживают такого наказания за свою нечестивую и порочную жизнь, потому что не знать Отца и Владыку всего есть не меньшее преступление, как и оскорблять Его. Хотя незнание Бога влечет за собою наказание, а знание Его служить к получению прощения, однако, если нас христиан сравнить с вами, то хотя некоторые из нас по жизни своей и ниже нашего учения, все–таки мы окажемся и гораздо лучше вас. Ибо вы запрещаете прелюбодеяние, но совершаете его, а мы знаем только своих жен: вы наказываете за содеянные преступления, а у нас и помышлять о них грех; вы боитесь сторонних свидетелей, а мы даже одной своей совести, без которой не можем быть. Наконец, тюрьмы переполнены вашими, а христианина там нет ни одного, кроме судимого за свою религию или же вероотступника.

XXXVI

Пусть никто не ищет в судьбе утешении или оправдания себе. Что бы ни делала судьба, у человека душа свободна и в нем судится его действие, а не внешнее положение. И что иное судьба как не определение Божие о каждом из нас? Бог предвидит будущее и сообразно с свойствами и заслугами каждого из людей определяет и судьбы их. Таким образом, Он наказывает не по такому, или другому рождению, а по свойству нравственных расположений. Но довольно теперь говорить о судьбе; в другое время мы займемся рассуждением об этом с большей полнотой и подробностью. А что мы по большей части слывем бедными — это не позор для нас, а слава, потому что душа как расслабляется от роскоши, так укрепляется от умеренности. Да и как может быть беден тот, кто не имеет недостатка, не жаждет чужого, кто богат в Боге? Скорее беден тот, кто имея многое, домогается еще большего. Я скажу, как думаю: никто не может быть так беден, как он родился. Птицы живут без всякого наследства от родителей, и каждый день доставляет им пищу, однако, они сотворены для нас. Мы владеем всем, коль скоро ничего не желаем. Как путешественнику тем удобнее идти, чем меньше он имеет с собою груза, так точно на этом жизненном пути блаженнее человек, который облегчает себя посредством бедности и не задыхается от тяжести богатств. Если бы мы считали их полезными, то просили бы их у Бога, и Он, без сомнения, мог бы нам дать сколько–нибудь, потому что все принадлежит Ему. Мы лучше хотим презирать богатство, нежели владеть им; мы более стремимся к невинности сердца, более желаем терпения, более стараемся быть добрыми, нежели расточительными. А что мы чувствуем недостатки тела, и терпим их, — это не наказание, а принадлежность нашего воинствования. Ибо мужество укрепляется немощами, и несчастие бывает часто школою добродетели. Наконец, силы душевные и телесные расслабляются, если не упражняются в подвиг; и все ваши храбрые мужи, которых вы ставите в образец, претерпели много бедствий, прежде чем достигли славы. Посему не думайте, чтобы Бог не был силен помочь нам или оставил нас, ибо Он управляет всем и любить Своих; но Он подвергает каждого несчастию для испытания; Он смотрит на его нравственное расположение в опасностях и следить до последнего вздоха за волею человека, зная, что у Него ничто не может погибнуть. Таким образом, мы испытываемся несчастьями, как золото огнем.

XXXVII

Какое прекрасное зрелище для Бога, когда христианин борется с скорбью, когда он твердо стоить против угроз, пыток и казней, когда он смеется над страхом смерти и не боится палача; когда он сохраняет свою свободу пред царями и владыками и преклоняется только пред Богом, Которому он принадлежит; когда он, как торжествующий победитель, смеется даже над тем, кто приговорил его к казни! Ибо тот победитель, кто достиг чего домогался. Какой воин в глазах полководца не будет смело идти на встречу опасности? Никто не получает награды, если не будет испытан и признан ее достойным; и, однако, полководец не дает, чего не в силах дать, — он не может продлить его жизнь, а может только воздать честь воинскому мужеству. Но воин Божий не оставлен среди страдания, не гибнет среди смерти, и христианин может только казаться несчастным, но не быть таким. Вы сами возносите до небес героев несчастия, например Муция Сцеволу, который, промахнувшись убить царя, непременно погиб бы среди неприятелей, если бы не сжег на огне правой руки. А сколько из наших христиан претерпели без малейшего стона сожжение не руки только, но всего тела, между тем как, если бы захотели, могли бы избавиться от страданий? Я сопоставлю своих мужчин с Муцием, или Аквилием, или Регулом; но у нас не только мужчины, даже отроки и женщины наши, вооружившись терпением в страданиях, презирают ваши кресты, пытки, зверей и все ужасы казней. И вы не понимаете несчастные, что никто не захотел бы без причины подвергать себя казни, никто не мог бы без божественной помощи вынести такие мучения. Но, может быть, вас обольщает то, что, и не зная Бога, многие изобилуют богатствами, пользуются почестями, обладают могуществом? Несчастные! Они возвышаются для того, чтобы глубже пасть: это жертвы, которые откармливаются для заклания, украшаются цветами для умерщвления. Некоторые из вас достигают вершины власти и могущества для того только, чтобы злоупотреблять данною им властью и удовлетворять своим прихотливым страстям. Да и может ли быть счастье без знания Бога, когда подобно сну, это счастье улетает прежде чем его схватят. Царь ли ты? Сам столько же боишься, сколько тебя боятся, и хотя тебя окружает большая свита, — ты одинок в опасности. Богат ли ты? Опасно полагаться на фортуну; больше запасы для краткого пути жизни составляют не подспорье, но тяжелое бремя. Ты хвалишься тем, что ходишь в пурпуровой одежды и пред тобой носят пуки прутьев с секирою? Но нелепое заблуждение, бессмысленное почитание своего достоинства — блистать багряницею и быть грязным душою. Ты славишься своею знатностью, хвалишься доблестями своих родителей? Но все, мы родимся равными, одна добродетель только отличает нас. Итак, мы, которые ценим себя только по невинности и добрым нравам, справедливо гнушаемся худых удовольствий, удаляемся от ваших торжеств и зрелищ: мы знаем их суеверное происхождение и осуждаем их гибельные приманки. Кто не ужаснется, видя до какой степени доходить безумство народа на играх курульских? В битвах гладиаторов не преподаются ли уроки человекоубийства? На театрах ваших такое же неистовство, такое же возмутительное безобразие: то актер рассказывает или представляет любодеяния, то комедианта представляя, постыдную любовь, возбуждает ее и в ваших сердцах. Тот же комедианта бесславит ваших богов, изображая их прелюбодеяния, их вздохи, их вражды, или выражая своими минами и жестами печаль, вызывает у вас слезы. Таким образом вы поощряете действительное убийство на арене, а потом проливаете слезы при виде мнимого убийства на театр.