Оксфорд и Кембридж. Непреходящая история - [155]

Клаф Уильямс-Эллис (1971)

Нигде в Кембридже Средневековье и современность не встречаются так естественно, как на Фри-Скул-лейн. На этой улочке с обратной стороны от Корпус-Кристи-колледжа, напротив его закопченных стен, расположен вход на олимп естественных наук. Ядерная эпоха и генетическая революция – все это началось здесь, в старой Кавендишской лаборатории. Когда она открылась в 1873 году, в Кембридже было всего девятнадцать студентов, изучавших естественные науки. Сегодня же только с Кавендишской лабораторией связаны имена тридцати с лишним нобелевских лауреатов, от Эрнеста Резерфорда до Джона Кокрофта. А в лекционном зале имени Кокрофта 29 апреля 1980 года состоялась первая лекция человека в инвалидной коляске, который не мог произнести ни одного слова: профессора математики Стивена Хоуинга.

Только в середине xix века Кембриджский университет уравнял естественные науки в правах с гуманитарными, включив их в экзаменационный список. Новые лаборатории и лекционные залы стали строить на бывшей территории Ботанического сада, к востоку от Фри-Скул-лейн. В центре этого района стоит физическая лаборатория, которую основал Уиль ям Кавендиш, тогдашний канцлер университета. В Кавендишской лаборатории Джеймс Клерк Максвелл исследовал природу световых волн, а сэр Джозеф Джон Томпсон открыл существование электрона. Дж. Дж. Томпсон превратил Кавендишскую лабораторию в ведущий центр экспериментальной физики. Его последователю Эрнесту Резерфорду в 1919 году удалось впервые расщепить ядро атома. Лорд Резерфорд возглавлял ядерные исследования в Кембридже до смерти в 1937 году. У одного из ближайших его коллег, Петра Капицы, во дворе напротив Кавендишской лаборатории была своя собственная, Мондовская лаборатория, названная по имени промышленника и филантропа Монда. На клинкерном фасаде рядом со входом в институт, где теперь располагается отдел аэрофотосъемки, изображен крокодил с разинутой пастью, барельеф Эрика Гилла (1936). Крокодил – прозвище, которое Капица дал коллеге Резерфорду, чей громкий голос был слышен задолго до того, как он появлялся – сигнал тревоги, как часы, что проглотил крокодил в «Питере Пэне». У самого Резерфорда, защитника свободной науки, не было внутренних часов, которые могли бы предостеречь его от Капицы, и в конце 1920-х годов тот передал результаты атомных исследований в Москву.

В велосипедном сарае во дворе Кавендиша в 1947 году родилась легендарная лаборатория молекулярной биологии. Тринадцать Нобелевских премий вышли из этого института. Ее инициаторами были венский эмигрант, химик Макс Перуц и выпускник Тринити-колледжа Джон Кендрю. К этой команде, желавшей исследовать молекулярные структуры биологических систем, примкнули Френсис Крик и Джеймс Д. Уотсон, тоже совершенно разные люди: англичанин Крик с медицинским образованием, в тридцать пять лет все еще не имевший докторской степени, и Уотсон из Чикаго, двенадцатью годами младше, в прошлом орнитолог. В апреле 1953 года им удалось «безумное предприятие», как назвал это позже Крик, – представление ДНК в виде двойной спирали, содержащей всю генетическую информацию и наследственные характеристики живого существа. За это далеко идущее открытие в биологии xx века Крик и Уотсон вместе с физиком Морисом Уилкинсом в 1962 году получили Нобелевскую премию по медицине.

В том же 1962 году, когда их коллеги Перуц и Кендрю получили Нобелевскую премию по химии, лаборатория молекулярной биологии обрела новую квартиру на южной окраине города, на территории нового Адденбрукского госпиталя. Там немецкому иммунологу Георгу Кёлеру вместе с аргентинцем Сезаром Мильштейном удалось совершить еще один глобальный прорыв в биомедицине и получить в 1984 году за свои исследования Нобелевскую премию. Пионеры ксенотрансплантации (межвидовой трансплантации органов) работают в исследовательской лаборатории в Кембридже, центре британской биотехнической индустрии.

В 1973 году, через сто лет после основания, Кавендишская лаборатория переселилась в новые помещения на западной окраине города. При этом большинство других лабораторий также оставили прежние квартиры на Фри-Скул-лейн. Остался лишь конгломерат строений, пустынных, как задний двор большой клиники.

Все, что университет с xix века строил для своих ученых, снова входит в почти гениальное противоречие с качеством научных исследований, расцветших в этом эстетическом вакууме. Сегодня этот квартал носит эвфемистическое название Площадка новых музеев.

Не пугайтесь бетонного колосса, построенного по проекту сэра Филипа Доусона в конце 1980-х годов для зоологического факультета. На приподнятой платформе скелет финвала указывает на вход в Зоологический музей. Здесь мы можем обозреть весь цикл творения, пусть и в витринах, вплоть до гигантского ленивца, вымершего в конце плейстоцена. Здесь же хранятся останки птиц и рыб, которых привез Дарвин из экспедиции на «Бигле», а дарвиновский микроскоп оказался среди сокровищ соседнего Уиппловского музея истории науки. Астролябии, солнечные часы, навигационные и измерительные приборы, телескопы, спектроскопы – все это восхитительное собрание восходит к Роберту Стюарту Уипплу, председателю Кембриджской компании научных инструментов, по сей день процветающей фирмы, соучредителем которой в 1878 году был младший сын Дарвина Горацио. Среди прочих вещей она создала и первые в мире сейсмографы.