Окружившие костер - [12]

Думая обо всех этих интересных вещах, я забыл об Алине, и она обогнала меня, ушла вперед. Когда я добрался до лагеря, она как раз ныряла в палатку. Дынкис ложиться не захотел, объяснив это тем, что утром все равно уедет и выспится дома, а пока что будет нас охранять. Я допил все, что сумел отыскать, и отправился на боковую.

Палатка готовила мне маленький сюрприз. Первое, на что я наткнулся, лежало в обнимку со вторым - Алина и Толян. Парочка спала безмятежным сном.

Слева храпел Хукуйник.

Не мне, так никому...

Я понял, чем буду заниматься, проспавшись. Я всегда предпочитал активный отдых пассивному.

Все мои надежды были гнусно и безжалостно размазаны, будто клубничное варенье. И я, почти как граф Монте-Кристо, засыпая, поклялся отплатить, чем смогу, своим спутникам.

3. Клятва  Гиппократа

Только что я извел не одно ведро черной краски, дабы запятнать всех без исключения. Я изрядно потратился на Дынкиса и, кстати, не собираюсь останавливаться; я не ленился и всячески расписывал Хукуйника - здесь я тоже не намерен отступать; тут же слегка досталось и Алине, а сам я как бы вел репортаж из поганого болота. Однако я несколько обошел вниманием Толяна, и тому были причины. Как я уже упоминал выше, Толян содержал в себе немало хорошего. Стало ясно: клин вышибают клином, и благородство Толяна тоже придется перешибить собственным благородством, обнаруживая душевную красоту и прочие достоинства. В какой-то степени я этого добился, но о том речь будет идти ниже. А сейчас, поскольку Толян оставался в тени, c Толяна и начнем.

Он зевнул и сел, уставясь в одну точку. Его голова была обмотана полотенцем, словно чалмой, и от этого он смахивал то ли на сирийца, то ли на египтянина - черт его разберет, во всяком случае - на еврея. Лицо сделалось очень несвежим и пористым, а все приятные впечатления от изящной бородки испарились при виде густой черной щетины.

- С добрым утречком, - молвил я, сгоняя остатки тревожного сна. Хукуйник беспокойно зашебуршал, чмокнул губами и стих. Я неприязненно покосился на него. - Он ко мне всю ночь лез, - пожаловался я Толяну. Наверно, он гомик. Шутки шутками, а вот случится у меня после него внематочная беременность...

- Гомик? - заинтересованно переспросил Толян, принимая правила игры. Тогда надо бы с ним что-нибудь сделать.

- Давай его пеплом усеем, - предложил я, благо мы к тому моменту уже курили по первой утренней.

Толяну эта мысль понравилась. Мы собрали весь пепел, что смогли обнаружить в палатке, и привели приговор в исполнение. Хукуйник в мгновение ока поседел, и мы условились сказать ему, когда он выспится, что это случилось на почве хронического алкоголизма и у него аллергия на спирт. После предпринятых действий у меня улучшилось настроение, и я, порывшись, извлек из груды рубах, штанов и ботинок початую банку сгущенки. Мы разукрасили Хукуйника и сошлись во мнении, что он сможет обратить в бегство самых свирепых южноамериканских индейцев.

- Его никто в Южную Америку не выпустит, - сказал Толян. - У него теперь нет ничего общего с Клаусом Барбье. - И тут Толян застыл. - Где Алина? - тревожно спросил он.

При виде его озабоченности я снова малость упал духом, но потом и сам обеспокоился.

- Кто ее знает... Ты помнишь, как она уходила?

- Нет.

- Я смутно припоминаю... по-моему, не так давно...

Толян поджал нижнюю губу, встал на четвереньки и высунулся наружу.

- Ну, что там? - спросил я невнятно, раскуривая папиросу.

- Ее здесь нет.

- Ч-черт!

Через секунду мы оба стояли на свежем воздухе и рассматривали изошедший пламенем, ныне угасший костер. Отсутствие Алины могло, конечно, объясняться банальными причинами, расписывать которые было бы нескромно. Вся беда заключалась в том, что не было видно и Дынкиса.

- Она с ним пошла, - выдохнул я.

- Зачем? - резко повернулся ко мне Толян. Казалось, он испепелит меня взглядом, как будто я был в чем-то виноват.

- Вот и я думаю - зачем, - пробормотал я в ответ. - Он же такая сука... задурит ей мозги. Ей нетрудно, слава Богу... Ему мало той, что с тобой была, - извини, что напоминаю.

- Чего там, - отмахнулся Толян. - Я морду ему разобью...

- Помогу! - кивнул я решительно.

- Пошли! - рявкнул Толян.

Мы бросились к лесу. Я впервые подумал, что Толян - очень возможно относится к Алине гораздо серьезнее, чем можно было предположить...

Почему нас понесло в сторону, где спуск был круче - непонятно, но такие мелочи, как крутой спуск, нас не волновали. Я заметил, что Толяна всего трясет на утреннем холоде, и уступил ему половину штормовки. Связанные ею, будто сиамские близнецы, обнявшись, объединенные общей целью, мы стали спускаться к воде, курившейся туманом. То и дело мы падали, заваливались в хворост и ощущали небывалый душевный подъем. Внизу мы не нашли ни Алины, ни Дынкиса.

- Он, быть может... в эту минуту... уже! - произнес я, задыхаясь.

- Я ему шею сломаю, - с ледяным остервенением цедил Толян. - Пусть попробует...

- Она же больной человек, - я упал и увлек его за собой. - Психически ненормальная... Он сейчас и бьет, небось, с-скотина, по психике... Я-де роковой человек, тебе от меня никуда не деться, то да се... у нее истерика хлоп! и готово, - я вытащил руку из рукава, и штормовкой всецело завладел Толян.