Окружение Сталина - [30]

.

Но, как ни важна была работа, в которой участвовал Каганович, в словосочетании «секретарь ЦК» партия и народ пока лучше слышали слово «секретарь». Войти в политбюро было нужно через какую-то другую дверь.

ВО ГЛАВЕ УКРАИНЫ

В развернувшейся после смерти Ленина острой внутрипартийной борьбе Сталину было крайне важно обеспечить себе поддержку Украины — самой крупной после РСФСР союзной республики. По рекомендации Сталина именно Каганович был избран в 1925 году генеральным секретарем ЦК КП(б)У.

Несмотря на продолжавшийся неуклонный рост влияния Сталина, пост генерального секретаря даже в центре никто еще не воспринимал как пост № 1. Официальной табели о рангах не существовало, однако на всех совместных документах партии и правительства Украины подпись Кагановича неизменно стояла лишь третьей — после фамилий Петровского и Чубаря. И, например, на похороны Фрунзе в Москву ездил именно Петровский.

В те времена Каганович разделял распространенные в партии идеи и представления, оказавшиеся в дальнейшем несостоятельными. Ожидалось, что ближайшие крупные революционные потрясения произойдут на Востоке, в Азии. Советская пресса с большим и пристрастным интересом следила за неутихающей многосторонней Гражданской войной в Китае. Компартия Китая была еще слишком молода и не могла играть заметной роли в происходящем, но было очевидно, что во всех борющихся друг с другом китайских армиях основную силу составляет крестьянская беднота, и это порождало среди большевиков большие надежды на появление в скором будущем сознательного и сильного союзника.

1 ноября 1925 года, говоря о внешней политике, Каганович привел положительный факт: на основе противоречий между Японией и Америкой мы добились того, что Япония нас признала. Велики симпатии широких масс трудящихся Японии и СССР. Далее следовала оговорка: «Конечно, мы пока не требуем, чтобы Япония присоединилась к Союзу Советских Республик, мы люди скромные. На первое время мы согласились бы, чтобы японцы организовали советскую республику у себя, а потом уже включили ее и в наш союз». Многие зарубежные революционные и даже просто оппозиционные партии и движения казались тогда чуть ли не большевистскими, что дало Кагановичу повод в том же выступлении с оптимизмом заявить: «Вместе с революционным Китаем, вместе с революционной Индией мы, как говорил Ленин, являемся большинством населения и, значит, — являемся огромной силой»[57].

Перевод Кагановича из Москвы совпал по времени с первыми, пока еще не договариваемыми до конца, но уже публичными взаимными выпадами между сторонниками Зиновьева и Каменева, с одной стороны, и сталинским руководством — с другой. Тот факт, что Зиновьев возглавлял ленинградскую партийную организацию, делал его позиции достаточно прочными: в Ленинграде работало 10 процентов от общего числа членов партии, к тому же город на Неве по-прежнему принято было считать «второй столицей»; мнение Ленинграда всегда имело особенный вес в партийной жизни.

Троцкистская «оппозиция» временно была забыта. Сам Троцкий предпочитал в сложившейся ситуации отмалчиваться. Для довольно многих рядовых партийцев положение могло представляться запутанным, но сторонники Сталина в ЦК, очевидно, не сомневались в успехе.

Каганович и на Украине проявил готовность к конфликту с любыми противниками укрепляющего свою власть Сталина. Он буквально рвался в бой, выделяясь среди самых преданных сторонников «линии ЦК». Не успев обвыкнуться в Харькове, он вновь едет в Москву на XIV съезд партии, где произошло решающее столкновение сторонников Зиновьева и Каменева с большинством ЦК. Один из оппозиционеров, М. М. Лашевич, опровергая обвинения в адрес оппозиции, заявил, что ЦК сам плетет интриги, в течение многих месяцев постепенно устраняя неугодных ему секретарей местных организаций: «Если хотите, выйдет Зорин и расскажет вам, как технически подготовлялось снятие секретаря из Иваново-Вознесенска… Технически ловко было подстроено. (Голос: „Каганович знает“). И Каганович знает, он вам тоже расскажет…»

В свой черед выйдя на трибуну, Каганович, действуя по принципу «сам дурак», отвечает: «Когда я слышал здесь речь тов. Лашевича, который говорил о лицемерии, я был возмущен лицемерием тов. Лашевича… Совершенно недопустимо на партийном съезде и является оскорблением партии, когда Лашевич… говорит: „махинации“, „комбинации“ и т. д. Может быть, тов. Лашевич, вы по себе судите, может быть, вы занимаетесь комбинациями, а ЦК… комбинациями не занимается».

Критику в свой адрес молодой вождь трактует как оскорбление партии. Со временем этот прием станет классическим и войдет в боевой арсенал многих наших политиков.

Ленинградская делегация, хотя и многочисленная, оказалась на съезде в изоляции. Случайно или нет, ленинградцев рассадили компактно справа от трибуны, и их противники, выступая, не без удовольствия упоминали ту или иную реакцию ленинградцев — зиновьевцев: «возмущение товарищей справа», «аплодисменты товарищей справа». Слово «правый» было для большевиков, как и для всех российских революционеров, синонимом слова «враг». Оказавшись в явном меньшинстве, сторонники «новой оппозиции» не могли оказать никакого, реального влияния на принимаемые съездом решения.