Окрась все в черный - [45]

Шрифт
Интервал

Я ждал, что он сейчас извинится за ошибку милиции, протянет мне пропуск и отпустит, но он сказал совсем другое:

— Мы вас переведем в отдельную камеру, — причем таким тоном, словно я некий почетный гость во второразрядной гостинице, по ошибке попавший в общий номер.

— То есть как это в отдельную камеру? — возмутился я. — Почему?

— Вы хотите сидеть в общей?

— Я вообще сидеть не хочу. И не понимаю, почему вы меня еще задерживаете, когда ошибка налицо. Я непричастен к убийству Гамазинского.

— Ну, причастны не причастны — это еще доказать нужно. Кажется, вы были в плохих отношениях с убитым?

— Не то что в плохих… Да, мы поссорились, это было давно, год назад, но… Во-первых, это была обычная ссора…

— Обычная? То есть вы часто ссорились?

— Нет, я не в том смысле. Просто за такое не убивают. И потом, вы же сами сказали: антиквариат, конкуренты. Я с антиквариатом никогда не имел дела.

— Мы это проверяем.

— И долго будете проверять? Поймите, я ни при чем. Я не стрелял в Гамазинского.

— То, что лично вы не стреляли, это очевидно, но…

— Вы полагаете, что я нанял киллера и явился к Гамазинскому в гости, ровно в тот самый момент, когда… Да если бы я нанял стрелка, наоборот, постарался бы обеспечить себе алиби: пошел бы на какую-нибудь выставку или еще куда, где побольше народу.

— Зачем вы перемещали тело? — неожиданно спросил следователь — я не готов был к такому вопросу.

— Это трудно объяснить… Видите ли, я думал…

— Хотели убедиться, что он мертв?

— Н-нет… Я…

— Надеялись, что он жив, и хотели оказать помощь? — подсказал он мне наиболее благоприятный для меня ответ. Зачем подсказал? Чего он вообще добивается? Зачем то и дело меняет тактику?

— Наверное. Я плохо тогда понимал, что делаю, — соврал я. И тут же подумал: а соврал ли? Может, действительно плохо понимал? Ну в самом деле, мог ли я в здравом уме усаживать мертвого Генку, придавать ему нужную позу, запоминать? — Понимаете, я был потрясен. Сначала думал, что он хочет меня убить, а потом это неожиданное самоубийство.

— На пистолете остались ваши отпечатки. И на стекле его часов тоже. И множество микрочастиц на одежде. Все это немного странно. Говорите, бы ли потрясены, не понимали, что делаете? Да, вполне вероятно. Но есть и другой вариант: вы не ожидали, что соседи позвонят в милицию… — Он замолчал и выжидательно посмотрел на меня. — Родственники погибшего на даче, ничто не должно было помешать сокрыть следы — спрятать труп.

— Ну это же идиотизм! — возмущенно закричал я — он моему возмущению почему-то обрадовался: улыбнулся и одобрительно покивал:

— Да-да, продолжайте.

— Зачем мне скрывать труп, если я, по-вашему, нанял киллера? Или зачем нанимать киллера, если я собирался спрятать куда-то труп? Не сходится!

— Правильно! — совсем развеселился следователь. — Логика нормального человека. Которой, однако, следуют вообще-то немногие. Вы художник, то есть личность нервная, впечатлительная, подчиняющаяся скорее порыву, чем разуму. Расчетливый человек именно так бы и поступил, как вы сказали: нанял киллера, обеспечил себе алиби на момент выстрела. А художник… Знаете, что я думаю? Если бы вы были убийцей, поступили бы именно так, как вы и поступили, то есть явились бы к жертве в гости именно в тот самый момент. Я видел одну вашу картину. Забыл, как она называлась. Так вот, вы бы ни за что не упустили такой интересный случай. И может, даже захотели бы нарисовать…

— Я его не рисовал! Я…

— Постеснялись одолжиться принадлежностями у своего мертвого коллеги?

Я не убивал его!

— А я вас и не обвиняю.

— Тогда почему вы меня задерживаете здесь?

— Осталось еще слишком много вопросов.

* * *

Меня привели в крошечную одиночную камеру, по размеру не отличающуюся от ванной в малогабаритной квартире. Плечи мои невольно ссутулились, потому что мне показалось: если развернусь во всю ширь, задену своим вдруг ставшим огромным телом противоположные стены. Ужасная, угнетающая теснота. Сколько мне здесь предстоит прожить? Зачем меня сюда поместили? Почему в одиночку? Как особо опасного преступника или, наоборот, чтобы обезопасить от тех, особо опасных в общей камере? Почему меня, после того как выяснилась причина убийства Гамазинского, не отпустили домой? Ведь ясно же, что я непричастен. «Осталось еще много вопросов» — так сказал этот страж порядка. Тут я с ним согласен: вопросов хоть отбавляй. Вот только вряд ли на них можно ответить, поместив меня сюда. Вопросы… Я бы и сам хотел получить ответ. Но даже не знаю, кому их можно задать.

Я лег и, закрыв глаза, попытался систематизировать все, что со мной произошло в последние дни: плач ребенка за стеной, приглашение, смерть, гости с цветами в руках — мертвецы с картины, женщина в парке, снова смерть, теперь уже моя собственная, Генка… Да, Генка. Надо сосредоточиться на Генке. Что он хотел мне сообщить, о чем разузнал? Историю написания моих «Мертвецов». Убили его за это, антиквариат — просто удобная версия для следствия. На какой-то момент и я поверил в нее, потому что… очень уж захотел поверить. Антиквариат — полное мне оправдание, но ясно же, он тут совершенно ни при чем. Впрочем, может, и следователь так считает, не желая принимать удобную версию. Потому и не отпустили меня, потому и вопросы…


Еще от автора Николай Зорин
Числовой код бессмертия

Иван Молчанов — писатель-пророк. События, которые он изображает в романах и рассказах, обязательно происходят на самом деле, а его герои — настоящие люди. И если он описывает смерть своего персонажа — вскоре умирает реальный человек. Но Иван не может изменить ни одного своего сюжета, даже когда события ему не нравятся, даже когда он боится того, что произойдет на страницах его книги, а значит, и в реальной жизни. И вот однажды Иван сам становится героем собственного романа, и то, какая судьба его ожидает, он сможет узнать лишь по завершении последней книги…


Пленница кукольного дома

Наталья уже давно догадалась — муж Михаил изменяет ей с ее сестрой Мариной. Но о том, что ребенок, которого сестра должна вот-вот родить, тоже от него, Наталья узнала только на следующий день после похорон… Михаил решил отметить годовщину их свадьбы, но вдруг выбежал из-за праздничного стола в соседнюю комнату и… выбросился из окна! Наталья еще не знала, что незадолго до гибели муж получил по электронной почте фильм, в деталях воспроизводящий сцену самоубийства… Неужели оно было кем-то спланировано?


Формула влияния

Журналистка Анна Дубровина после интервью с крупным бизнесменом получила от него диск с тремя видеосюжетами. В первом люди в панике пытаются купить шубу в жаркий летний день. Во втором пожилой мужчина разбивает витрину, выхватывает из нее зонтик и в ярости его уничтожает. В третьем зрители на рокконцерте внезапно набрасываются на музыкантов. Камера выхватывает лицо человека, хладнокровно наблюдающего за обезумевшей толпой… Анна попыталась дозвониться до бизнесмена, но оказалось, что он погиб через пару часов после их беседы.


Рекомендуем почитать
Боги Гринвича

Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».


Легкие деньги

Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?


Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.


Начало охоты или ловушка для Шеринга

Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.


Капитан Рубахин

Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.


Договориться с тенью

Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.