Оковы прошлого - [72]

Малори снова пробежалась глазами по стенам. Каждая была окрашена в свой цвет, что визуально меняло пространство. Для дверей и окон Коля выбрал более темный тон, и теперь они выделялись на общем фоне, а потолок стал казаться еще выше. В ансамбле с паркетом из светлого дуба комната теперь играла в солнечном свете всеми оттенками меда.

— Ты устроил нам лето посреди зимы, — сказала Малори и снова повернулась к мужу. — Ну что, сейчас тебе лучше? Ты больше об этом не думаешь?

— О своей матери? Думаю.

— Зря. Она была сумасшедшей, с этим ничего не поделаешь. И не надо считать, что ты был нелюбимым ребенком. Жозефина всегда была рядом, и твой дед, и братья… А теперь рядом с тобой я. Мне кажется, лучше, когда скелеты остаются в своих шкафах.

Коля, как обычно, внимательно слушал жену, и когда она замолчала, улыбнулся ей. Конечно, ей не хочется, чтобы он страдал и мучился напрасно. Коля всегда отличался от других, ему словно чего-то недоставало. Малори сразу это почувствовала. До недавнего времени Коля не знал причину, но, быть может, впоследствии он восполнит этот пробел…

— Я люблю тебя, мой Коля, — нежно сказала Малори.

Она любила мужа за его чувствительность, оригинальность, за все то, что отличало Коля от остальных. В их отношениях не было места принуждению и соперничеству. Они рука об руку шли к счастью.

— Что может заставить человека убить своего ребенка? — задумчиво пробормотал Коля. — Может, я был крикуном и целыми днями не давал матери покоя? Но если так, зачем было брать меня к себе в спальню? В доме полно комнат…

— Стоп! Мы договорились, что ты больше не будешь об этом думать, Коля.

— Ладно, попробую не думать. Пожалуйста, никому не рассказывай. Жиль не стал ничего говорить Софи, а Альбан — Валентине. Из-за детей. Из-за того, что существует риск, что они…

— Слава Богу, что у нас нет детей.

— Я с тобой согласен.

Малори пододвинулась, чтобы положить голову мужу на плечо.

— Какой ты видишь нашу ванную?

— В нежных тонах. Цвета чайной розы, возможно, с добавлением кобальтово-синего.

Он пустился в описание своих замыслов. У них завязалось оживленное обсуждение, и две минуты спустя они отправились в ванную, чтобы сделать кое-какие наброски.

* * *

Альбан поставил чайник на стол и повернулся, чтобы взять тосты. Валентина с улыбкой следила за ним, таким внимательным и предупредительным.

— Если бы в тот вечер не пошел дождь, — сказала она, — меня бы здесь не было!

— В какой вечер?

— В наш первый вечер. Когда мы, отчаянно промокшие, вместе ждали такси.

— Представь, а ведь могло бы приехать два такси вместо одного!

— Тогда ты не поехал бы со мной, не попросил бы у меня номер телефона, ты…

— Я узнал бы твой номер у друзей. Я сразу тебя заприметил.

— Врешь! На той вечеринке было столько симпатичных девушек!

— Нет, Валентина, это правда. Когда я увидел, что ты надеваешь пальто, я тут же схватил свое, потому что хотел выйти вместе с тобой.

Взволнованная этим признанием, она опустила глаза и посмотрела на левую руку, где на пальце сверкало подаренное накануне кольцо.

— Упрямец… — сказала она, улыбаясь. — Я не хотела, чтобы ты…

— Дарил кольцо в честь помолвки, и даже обручальное кольцо тебе не нужно. Ты мне уже говорила. Пускай это будет подарок к Рождеству.

Альбан разложил тосты по тарелкам, присел рядом с ней на скамейку и обнял за плечи.

— Ты — самое лучшее, что со мной когда-нибудь случалось, — шепнул он ей на ухо. — Разумеется, когда не упрямишься и не уходишь, хлопая дверью.

— Я не хлопаю дверью, — не согласилась Валентина. — Тогда мне было грустно, я на тебя разозлилась, но, выйдя на улицу, поняла, что мне некуда идти.

— Как это?

— А вот так. Я не могла сказать, что возвращаюсь к матери, потому что она мне не обрадуется, и это взаимно. И не могла вернуться к себе на Монмартр, потому что перестала платить аренду. Теперь у меня нет дома.

— Здесь ты у себя дома!

— Нет. Этот дом — «Пароход». Родовое гнездо Эсперандье.

— И ты теперь член нашей семьи. Тебя это огорчает?

— Скажем, мне это кажется… странным.

Увидев расстроенное лицо Альбана, Валентина решила объяснить свою мысль, но только после того, как сгрызла половину тоста.

— До нашей встречи я не знала, что такое счастливая семья, и у меня не было желания создать собственную. Мы с матерью и отчимом не любили друг друга, но нам приходилось жить вместе. Я сбежала оттуда при первой же возможности, и мне очень нравилось жить одной, быть независимой, не общаться с теми, кто мне неприятен. Потом, как ты знаешь, у меня был печальный опыт отношений с типом, который… В общем, после всего этого я решила, что не буду ни к кому привязываться, стану спокойно жить в своей берлоге.

— Я понимаю. Тебе тяжело все время быть в окружении людей, тем более что нас здесь много — мои братья, невестки, племянники, бабушка… «Пароход» принадлежит всей семье.

— Это придает ему особое очарование, дорогой. Я не могу представить, как бы мы месяцами жили вдвоем в таком огромном доме! В этих «родоплеменных» отношениях есть что-то жизнеутверждающее.

Она говорила это не только желая доставить ему удовольствие, но и потому, что действительно начала привыкать к родственникам Альбана. Несмотря на открытую антипатию со стороны Софи, Валентине, приложив определенные усилия, похоже, удалось завоевать свое место в семье. Быть частью большого клана — как это непохоже на привычное ей с детства состояние одиночества! Вдобавок ко всему, в свое время она одобрила намерение Альбана поселиться на «Пароходе» и теперь не могла пойти на попятный.