Опасность подхлестнула киммерийца, он подошёл к помосту, как приготовившаяся к прыжку пантера. Судьба подарила ему достойного противника, и он с удовольствием вышел на поединок.
Противники кружили по помосту, то сходясь в попытках вытеснить друг друга, то расходясь для новой атаки. Толпа ревела и бесновалась, выкрикивая их имена. Со всех сторон раздавалось:
— Сегир! Сегир, во имя Кубиры! Победивший тигра — победит любого!
— Дамруд! Доблестный Дамруд! Не уступай! Дамруд, во имя удачи!
Дамруд, сильный, отважный воин, во многом не уступал Конану, но, обладая слишком горячим нравом, попытался добиться победы с первых же бросков. Когда это ему не удалось, он пришел в ярость и стал совершать промах за промахом.
Теперь, когда, растеряв запас хладнокровия, противник наскакивал на него, как разъяренный бык, Конан играл с ним, как кошка с мышью, умудряясь даже краем глаза взглянуть на главного жреца, за спиной которого, напрягшись, как тетива, и сжав рукоять меча, стоял бывший непобедимый боец, а теперь простой служитель.
Ненависть свела судорогой его лицо, превратив в жуткую устрашающую маску. Да, с этим врагом ему явно предстоит побороться… А сейчас пора кончать поединок, его противник уже совсем ослеп от ярости, и с ним можно проделать все что угодно. Молниеносно уворачиваясь и изредка подталкивая разъяренного Дамруда, Конан привел его в бешенство, и, когда тот, забыв о правилах состязания, бросился на киммерийца, намереваясь мощным ударом свалить его с ног, варвар резко увернулся и подставил ногу. Рыча от ярости, Дамруд потерял равновесие и вылетел с помоста. Он пару раз перекувырнулся на земле, и, ошеломленный, встал на четвереньки, ища взглядом противника, чтобы снова кинуться в бой. Но монахи уже окружили побежденного, не позволяя ему вернуться на помост.
Народ на площади разразился приветственными криками. Конан сошел с помоста и направился к креслу жреца. На него, как прежде на Мервана, тут же надели богатые одежды и накинули на плечи тигровую шкуру. Теперь его будут звать «непобедимый Сегир» и «победивший тигра». Монахи, словно поздравляя Конана с победой, окружили его плотным кольцом и повели к монастырю, не забыв прихватить и оба сундука.
Воздев руки к небу, жрец призвал бога Кубиру даровать доблестному Дамруду удачу во всех делах и повесил ему на шею священный амулет, примиривший воина с поражением и потерей сундука. Толпа наградила Дамруда не менее громкими криками восторга, чем победившего Сегира, и, проводив удалившегося в обитель жреца почтительным поклоном, стала медленно расходиться.
Сегир, сражавшийся во славу их любимого бога, произвел на горожан огромное впечатление. Еще вчера служки мастерски распространяли о нем слухи, подогревая всеобщее любопытство, но уже сегодня его победа, грозный вид, тигровая шкура и загадочная немота сделали Сегира настоящим героем.
Можно было не сомневаться, что завтра на площади соберется весь город, дабы увидеть того, кто в одиночку победил страшного тигра Шагни, который сожрал немало паломников, направлявшихся в Потали! А как ловко и хладнокровно он разделался с силачом Дамрудом! Да, сегодня горожанам было о чем поговорить!
А в это время тот, чье имя было у всех на устах, снимал богатые одежды, чтобы вновь облачиться в платье, полученное от жреца взамен изодранных тигром лохмотьев.
Его, заслужившего своей победой день жизни себе и своему спутнику, вновь отвели в подземелье, а в награду за удачный поединок дали лишь кувшин вина и блюдо риса с овощами.
* * *
Дхавана и Критана с нетерпением ждали возвращения Конана, гадая, кто же выиграет. Дхавана убеждал своего брата, что северянин непобедим, но Критана, разуверившийся во всем за этот год заточения, думал только о плохом.
Но вот дверь распахнулась, и монахи втолкнули в темницу Конана. Когда вслед за победителем внесли вино и еду, Критана воспрял духом и успокоился.
Стражники ушли. Киммериец устало сел за стол, налил кружку вина и залпом осушил ее. Потом вторую, третью. Кувшин опустел, и тут северянин заметил, какими глазами смотрит Критана на блюдо с рисом и на пустой сосуд. Конан пододвинул к нему еду, вылил в кружку последние капли вина и молча улегся на тюфяк.
Он закрыл глаза, и перед ним вновь возникла площадь, полная ликующего народа, и ненавидящий взгляд Мервана. Постепенно это видение исчезло в зыбком тумане, и появилось другое — гигантская статуя Кубиры, глядящая на него слепыми бронзовыми глазами и протягивающая свой жезл.
Конан застонал, отгоняя кошмар, и вдруг почувствовал на своем плече чье-то легкое прикосновение. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним встревоженного Дхавану. Рука ткача скользнула под рубашку, и он вытащил оттуда драгоценный пояс. Положив его на тюфяк, юноша легонько погладил его кончиками пальцев и что-то прошептал.
Подошел Критана и присел рядом с братом на корточки. Было очень тихо, только чуть потрескивали фитили в светильниках. Но вот раздался негромкий женский голос. Конан повернулся, ожидая вновь увидеть прекрасную девушку, но, кроме них, в пещере никого не было. А голос продолжал что-то говорить, певуче и непонятно. Дхавана быстро заговорил на вендийском наречии:
