Оковы Амайнаны - [26]

- Ну в принципе в храме, только он в пещере, и там, говорят, ключи ледяные, так что должно быть холодно.

- А как вообще церемония проходит, много будет приглашённых?

Мирра замялась.

- Туда только Высшие допущены, да и то войти можно только один раз, поэтому точно никто не знает.

Чувствую я, что-то не договаривает, нервно вещи перебирает, взгляд отводит.

- Мирра, может все-таки расскажешь что-нибудь, слухи там или, может, кто участвовал, а то жених мне ответил – «обряд простой, там всё узнаешь».

Девушка немного поколебалась, подошла ближе и понизила голос:

- Заходят в пещеру жених, невеста и жрецы. Что там конкретно происходит, я не знаю, обряд несколько часов длится. Вроде бы невеста жертву должна принести на алтаре.

- Какую жертву? – Зашептала я. – Животное какое, птичку?

- Нет, собственную кровь.

- Будут руку резать или…– Мирра отвела взгляд и стала тщательно изучать что-то на полу.

- Мирра, ну что?

- Может вам все-таки у жениха спросить, он-то точно в курсе.

Мирра бросилась поправлять складочки на юбке свадебного платья. Ага, жених, который выглядит, как будто лом проглотил, так и располагает к общению.

- Мирра, ну не молчи, я ведь вижу, что ты что-то знаешь.

- Да не знаю я точно, но говорят, что жертва Амайнане - девственная кровь, – невнятно, себе под нос, буркнула Мирра и продолжила поправлять складочки, а я судорожно икнула от надвигающейся догадки, в желудке неприятно скрутило. Нет, ну не может быть…

- То есть… - вслух я этого произнести не могла. В горле резко пересохло и слиплось. – Воды … - Получилось скрипуче, как у обезвоженного путника, затерявшегося в пустыне.

Мирра дернулась к кувшину с водой, споткнулась о край коврика и полетела вместе со столиком, кувшином и бокалами на пол. Ну вот, попила водички. Я бросилась к ней, помогла подняться. Потом собралась с духом и задала свой жуткий вопрос:

- То есть меня лишат девственности прямо там, на алтаре?

- Думаю, да, – выдохнула Мирра.

Наверное, если бы на моём месте была другая, боевая или уверенная в себе девушка, без опыта колясочной жизни, она бы возмутилась, послала бы всех туда, куда положено, собрала котомку и ушла в леса. Но может потому, что у меня рассудок преобладает над эмоциями, я просто впала в грустный анабиоз, реально понимая, что бежать мне в этом мире некуда. Вот только бы пережить позор с публичной потерей девственности.

Вспомнилось, что на заре юности, когда видела спаривающихся у всех на виду уличных собак и кошек, то испытывала чувство стыда и гадливой брезгливости. Я отворачивалась и быстро убегала. Это мне что, в наказание за ханжество?

Стоп, рассмотрим-ка ситуацию в историческом аспекте! Было же время, когда венценосные особы консуммировали брак в присутствии многочисленных приближенных и родственников, да ещё и доказательства невинности невесты демонстрировались всему свету. Я мрачно усмехнулась. Деточка, хотите войти в венценосную семью, извольте на алтарь голой. И тут в голову закралась крамольная мысль. А что если жених опростоволосится и от волнения ничего не сможет? Мои мрачные смешки, постепенно учащаясь, перешли в истерический хохот. Мирра смотрела на меня с сочувствием.

-Да я счастливица, что не родилась мужиком в этом жутком мире! - Я сипела и захлебывалась сквозь смех. – Мне-то просто на алтаре валяться, а ему… ему …

- Госпожа, я все-таки попить принесу, – горничная скрылась за дверью.

Я дернулась от смеха ещё пару раз и стала рассуждать. Ну что для меня пять минут позора? Страшнее, чем смерть родителей? Нет. Может, страшнее постоянных любопытных взглядов на инвалидную коляску? Десять раз нет! Прилюдная консуммация, зато после всего этого я - неприкосновенная личность для всех здешних недолюдей.

Как-то резко накатило чувство одиночества, и захотелось увидеть Варьку. Ни родителей, ни тётю, которые бы жалели и пускали украдкой слезу, а тараторящую Ваньку, которая скажет любимую фразу деда-коммуниста: «Все это фигня, девонька, по сравнению с победой мировой революции!»

Я мерила комнату шагами вдоль и поперёк с мрачным выражением лица, привыкая к мысли о неизбежном позоре, когда вернулась Мирра, таща за собой Лейну. Она поставила передо мной поднос с пирожными, а из глубокого кармана фартука выудила огромную бутылку, литра на полтора.

- Вино? - спросила я

- Обижаете, барышня, арагайская настойка двадцатилетней выдержки! Стащила только что из подвала, – Лейна гордо задрала подбородок. Из кармана материализовался бокал. - Так, барышня, вам лекарство принять надо.

- Я одна не пью! – скопировав позу Лейны и задрав голову ответила я. – Девчонки, разливаем!

Тут же пошла суматоха, с пола подняли ещё бокал. За третьим решили не бежать, так как ёмкости были по пол-литра каждая. Разлили на два бокала, а Мирре сунули в руку бутылку.

Я усадила служанок на стулья и провозгласила громко.

– Сейчас будем пить на брудершафт!

Мои собутыльницы смотрели на меня с интересом.

- Надо будет переплести руки в локтях с бокалами и одновременно выпить, а потом поцеловаться!

- Поцеловаться? А зачем это? – Пугливая Мирра слегка напряглась.

- Это наш народный обычай, после которого люди начинают звать друг друга по имени и на «ты».