Окончательный диагноз - [48]

– Хорошо, идемте.

– Позвольте мне поехать к доктору Францу, – взмолился Джон Александер, глядя на Томаселли.

– Хорошо, когда получите пробирки с кровью, внизу вас будет ждать машина, – коротко сказал Томаселли.

Тяжкие сомнения терзали старого акушера. За долгие годы врачебной практики у него были случаи смертельного исхода. Некоторые из его маленьких пациентов были заранее обречены, но он всегда вступал в яростную схватку со смертью и не отступал до самого конца, пока была еще хоть капля надежды. Как врач он всегда честно выполнял свой долг. Он знавал врачей, не любящих свою профессию, но подобного случая гибели пациента из-за преступной халатности и врачебной некомпетентности Дорнбергер за всю свою долгую практику еще не помнил.

– Джо, я должен поговорить с вами, – наконец, собравшись с силами, повернулся он к Пирсону. Тот с потухшим взором как-то неловко обмяк на стуле. – Младенец родился раньше срока, во всем же остальном он абсолютно нормальный ребенок, и мы вовремя могли бы сделать ему обменное переливание крови… – Голос старого акушера прервался от волнения, ему было трудно говорить. – Мы друзья с вами, Джо. Уже много лет. Я не раз защищал вас, хотя вы не всегда были правы. Но этот случай… Послушайте, Джо! Если ребенок погибнет, вы будете отвечать перед больничным советом. Я потребую этого. И да поможет мне Бог.

Глава 20

«Чего они там тянут! Почему молчат?» Пальцы Пирсона нервно барабанили по крышке стола. Прошел уже час с четвертью, как кровь новорожденного была доставлена в университетскую больницу. Старый патологоанатом и доктор Коулмен ждали ответа в кабинете Пирсона.

– Я уже дважды звонил доктору Францу, – тихо сказал Коулмен. – Он заверил меня, что сообщит немедленно. Быть может, мы пока решим вопрос об обследовании персонала кухни? – нерешительно предложил он, видя, сколь мучительным является это ожидание для Пирсона.

– Потом, потом. Я ни о чем сейчас не могу думать. Впервые за весь день после разыгравшихся в лаборатории драматических событий Коулмен подумал о состоянии Пирсона. Что испытывал старый врач? Ведь он, Коулмен, при всех обвинил его в невежестве. Пирсон не сказал ни слова в свою защиту. Молчание главного патологоанатома было похоже на признание того, что его молодой коллега оказался более компетентным врачом. С этим нелегко смириться.

***

Томясь тревожным ожиданием, доктор Дорнбергер ждал в малой операционной родильного отделения.

– Ответа нет? – спросил он у вошедшей дежурной сестры.

– Нет, доктор.

– У вас все готово для переливания?

Сестра наполнила две резиновые грелки горячей водой и положила их под одеяло, которым был накрыт небольшой операционный стол:

– Еще несколько минут, доктор.

Вошел врач-стажер, который должен был ассистировать.

– Вы хотите начать полную замену крови, не дожидаясь результатов анализа, доктор Дорнбергер?

– Мы и так потеряли много времени. У ребенка ярко выраженная анемия, и обменное переливание крови в таких случаях всегда оправданно.

– Кстати, доктор, – заметила дежурная сестра, – вы не забыли, что пуповина у ребенка коротко отрезана?

– Да, благодарю, я помню об этом. – И по привычке пояснил стажеру:

– Когда мы знаем, что новорожденному предстоит переливание крови, мы оставляем пуповину определенной длины. В данном случае мы, к сожалению, этого не сделали.

– Как вы будете делать переливание? – Стажер был пытливым юнцом и вникал во все детали.

– Я произведу надрез над пупочной веной под местной анестезией. Кровь подогрета? – спросил он сестру. – Очень важно, чтобы температура переливаемой крови соответствовала температуре тела, иначе возрастает опасность шока.

Дорнбергер в глубине души понимал, что говорит все это скорее для собственного успокоения, чем для просвещения стажера. Это отвлекало от тягостных мыслей. Для Дорнбергера теперь уже не имело значения, кто виноват. Сейчас он отвечает за жизнь ребенка. Но странная апатия вдруг охватила его, и Дорнбергер прикрыл глаза, почувствовав неприятную слабость. Что это? Головокружение? Это длилось всего лишь секунды, но когда акушер посмотрел на свои руки, они дрожали.

В операционную ввезли инкубатор с ребенком.

– Вам плохо, доктор? – услышал он, словно издалека, встревоженный голос врача-стажера.

Ему хотелось сказать: «Нет». Незачем рассказывать о том, что он почувствовал несколько минут назад. Но старый врач вдруг вспомнил свое решение – уйти с поста при первых признаках немощи и слабости. Не настало ли это время именно сейчас? Руки все еще дрожали.

– Да, – наконец с усилием произнес он. – Я, кажется, не совсем здоров. Пусть кто-нибудь позовет доктора О'Доннела. Скажите ему, что я не могу оперировать.

В эту минуту старый акушер Чарльз Дорнбергер мысленно и фактически сам дал себе отставку.

***

Трубку зазвонившего телефона снял доктор Пирсон. Поблагодарив говорившего, он попросил телефонистку немедленно соединить его с доктором Дорнбергером.

– У ребенка резус-конфликт, эритробластоз, – коротко сказал он и положил трубку.

Доктор О'Доннел, только сегодня вернувшийся из Нью-Йорка, направлялся в отделение неврологии на консультацию, когда по внутреннему радио услышал вызов. Его требовали в операционную родильного отделения. Он поднялся на лифте на четвертый этаж.