Окончательное решение, или Разгадка под занавес - [3]

— Neun neun drei acht zwei sechs sieben, — проговорил попугай.

Они шли, а вокруг них смыкался колышущийся зеленый простор летнего дня.

Глава 2

Воскресный обед в доме Паникеров сопровождался таким количеством странностей, что новый постоялец, мистер Шейн, вызвал у мистера Паркинса подозрения именно своим нежеланием что-либо заподозрить. Когда этот статный мужчина с румянцем во всю щеку вошел в столовую, казалось, что от его поступи прогибаются половицы, и единственное, чего ему не хватает, — так это пони и клюшки для игры в поло. Его медно-рыжие волосы были плотно острижены, а в манере говорить сквозило что-то неистребимо колониальное, гнусавое эхо гарнизонов или золотых копей. Он по очереди кивнул Паркинсу, пареньку-беженцу и Реджи Паникеру, а потом рывком бросил свое тело в кресло. Так мальчишка запрыгивает на спину однокласснику, чтобы совершить круг почета по школьному двору. Между ним и Паникером-старшим мгновенно завязался разговор об американских розах — предмете, в котором мистер Шейн, по его собственному признанию, не смыслил ровным счетом ничего.

Паркинс подозревал, что только колоссальный запас самообладания или патологический дефицит любопытства могут объяснить то полное или почти полное отсутствие интереса, каковое мистер Шейн, представлявшийся разъездным агентом йоркширской фирмы «Чедбоурн и Джонз» по продаже доильных аппаратов, демонстрировал по отношению к личности своего собеседника, который в одном лице являл собой черного, как сажа, малайца из индийского штата Керала и викария англиканской «высокой» церкви. Учтивость или, возможно, природная тупость помешали новому постояльцу адекватно отреагировать на кислую мину, с которой Реджи Паникер, великовозрастный сынок викария, ковырял ножом для рыбы дырку в ветхой скатерти, а также не заметить присутствия за столом немого девятилетнего мальчика, чье безучастное лицо напоминало последнюю незаполненную страницу в книге скорбей человеческих. Но по-настоящему убедило Паркинса, что Шейн не тот, за кого себя выдает, его полнейшее равнодушие к попугаю. Ни одна живая душа не могла бы оставить без внимания разговорчивость этой птицы, даже если бы она, как сейчас, декламировала исключительно обрывки стихотворений Шиллера и Гёте, известных любому немецкому школьнику старше семи лет. У мистера Паркинса были причины личного характера, чтобы давно и пристально следить за серым африканским жако, поэтому он мгновенно почувствовал в новом постояльце соперника в своих непрекращающихся поисках разгадки самой глубокой, самой жгучей тайны, которая была связана с этим удивительным существом.

Сомнений быть не могло: про цифры пронюхал кто-то очень важный, так что Шейн был подослан, чтобы услышать все собственными ушами.

— Вот все и в сборе!

В столовую вплыла миссис Паникер с супницей из костяного фарфора в руках. Только безумный порыв воображения мог тридцать лет назад заставить эту широкую в кости оксфордширскую простушку с льняными косами выйти замуж за помощника ее отца, серьезного молодого черноглазого священника из Индии, но плод их союза оказался куда менее сочным, чем тугая розовая папайя, которую юная пейзанка, опьяненная струившимся от набриолиненных волос мистера К. Т. Паникера ароматом, позволила себе принять от него душным летним вечером 1913 года. Зато кулинарка из нее получилась отменная, что объясняло всегдашнее присутствие за столом куда большего числа постояльцев, чем то, которым семейство Паникеров могло похвастаться в нынешние тощие времена. Домишко был тесный, популярностью среди паствы темнокожий викарий не пользовался, у прихожан снега зимой не допросишься, так что, несмотря на бережливость миссис Паникер и режим строжайшей экономии, жили они в удручающей бедности. И лишь взлелеянный хозяйкой дома огород да ее кулинарный гений делали возможным появление на столе холодного супа-пюре из огурцов и душистого кервеля, которым она, приоткрыв крышку супницы, собиралась попотчевать мистера Шейна, чье внезапное появление и оплата за два месяца вперед несказанно ее обрадовали.

— Я заранее вас предупреждаю, мастер Штайнман, что это холодный суп, его полагается есть холодным, такой рецепт, — произнесла она, зачерпывая половником кремообразную жидкость салатового цвета с изумрудными вкраплениями пряной зелени и наполняя ею тарелку, стоявшую перед мальчиком. Затем она обратилась к мистеру Шейну, и, хотя брови ее хмурились, в глазах мелькнула тень улыбки: — Представляете, на прошлой неделе тоже был суп-пюре, так он нам тут весь стол заплевал. Загубил парадный галстук нашего Реджи.

— Если бы только это, — вмешался в разговор Реджи, отправляя в рот ложку огуречного супа. — Изгадь он только галстук, кто бы ему хоть слово сказал.

Реджи Паникер был позором семьи викария и, подобно многим отпрыскам, не оправдавшим даже самых скромных родительских надежд, слыл бичом всей округи, поскольку был нечист на руку и известен как картежник, нигилист и лгун. Паркинс, к стыду своему, успел лишиться пары золотых запонок, коробочки с перьями, двенадцати шиллингов и оставленной на счастье пятифранковой фишки из казино «Рояль» в Монако, прежде чем раскусил воровские повадки Паникера-младшего.