— Такъ синій-то, говоришь, не слиняетъ? спрашиваетъ пожилая женщина.
— Да провалиться мнѣ на этомъ мѣстѣ, ежели слиняетъ!
— Такъ отрѣжь и отъ него образчичекъ махонькій, а я пойду и клюквой давленой его помажу. Ежели не сдастъ…
— Ты бы его еще самоварной кислотой… Конечно же, отъ клюквы и отъ лимону можетъ сдать краску.
— Ну, вотъ видишь. А самъ божишься, что крѣпкій цвѣтъ.
— Такъ вѣдь носить-то его въ платьѣ будешь, такъ клюквеннымъ квасомъ поливаться не станешь. Мыломъ сколько хочешь мыль — никогда краску не спуститъ. Тащи сюда кусокъ мыла. Вотъ мы при тебѣ этотъ образчикъ взмылимъ и на солнце повѣсимъ.
— Нѣтъ, ужъ я дома… Дома и печной золы подмѣшаю, на манеръ щелока. Вѣдь ты еще отъ насъ не уйдешь, ты еще съ нами побудешь.
— Э-эхъ! Невозможнаго вы, дуры-бабы, хотите! кряхтитъ торговецъ.
— Какъ невозможнаго? Вѣдь платья-то, я чай, въ щелоку стирать буду.
— Да зачѣмъ тебѣ въ щелоку-то? Что ты боровъ, что ли? Что, ты въ грязи въ немъ валяться будешь, что ли, чтобы щелоками тебѣ грязь отстирывать? Вѣдь щелокъ — это, къ примѣру, коли ежели деготь или смолу отмывать.
— Милый… У меня дома два ребенка на рукахъ будутъ, такъ это хуже смолы… Давай, давай образчикъ, коли хочешь продать. Не стыдись.
— Да бери, бери… А только за золу съ мыломъ я не отвѣчаю. Конечно же, ужъ малость сдастъ краску, хоть она и кубовая заварная, говоритъ торговецъ, отрывая образчикъ и подавая его женщинѣ. — Вотъ за розовые цвѣта…
— Да и розовый сдалъ. Смотри… Вотъ я только чуточку пожевала.
Дѣвушка показываетъ образчикъ.
— Просто отъ того, что онъ мокрый — ну, и разнитъ отъ куска. А ты вотъ что. Ты пожуй, пожуй, да высуши, а потомъ и сравни.
Подходятъ два парня.
— А за гармонію въ уплату двѣ старыя рваныя рубахи возьмешь? спрашиваетъ одинъ изъ нихъ. — Порты еще есть очень худенькіе…
— А холщевая ветошь?
— Холщевая, холщевая, домашняя, деревенская, дома бабы наши и ткали.
— Холщевую тряпку беру. Тащи.
Парень беретъ въ руки гармонію и спрашиваетъ:
— А по чемъ инструментъ-то?
1893
