Околдованная ловеласом - [40]

– Я… Мне удалось получить пару предложений работы, – с удивлением услышала себя Чейз. – Надо будет, наверное, продать дом и уехать отсюда.

– И ты пришла сюда в эту пору рассказать мне об этом, потому…

– Нет, я пришла поговорить с тобой не об этом. Просто подумала, что… Ну…

– Ближе к делу, Чейз. – При мысли о том, что она может уехать из Лондона, Алессандро почувствовал себя так, будто ледяная корка сковала его сердце.

Чейз поднялась с кресла и начала беспокойно мерить шагами гостиную. Волнение пронизывало ее до костей. Кроме того, ее одолевали смятение и тревога. Хмурое выражение лица Алессандро говорило не в ее пользу. Да, он не захлопнул перед ее носом входную дверь, но его явно не радовал ее приход. И она ощутила, как рвется последняя паутинка ее мужества.

– Ты помнишь тот… тот день, Алессандро?

– А поконкретнее, Чейз? О каком именно дне ты говоришь?

Чейз снова села. На этот раз не в кресло, а на диван, где сидел он, но на противоположном краю.

– Мы встретились тогда в том ресторанчике.

Алессандро вспомнил эту встречу, даже то, как была одета Лила. Причем вспомнил так ясно, будто образы тех лет сидели до поры до времени в засаде на задворках его памяти, ожидая подходящего случая выскочить оттуда. На ней были потертые, выцветшие джинсы, какие-то кеды, бывшие некогда белыми, и светло-голубой джемпер с очень длинными рукавами, которые следовало бы подвернуть, что Лила и сделала тогда перед тем, как нанести ему, Алессандро, удар.

– Я рассказывала тебе о Шоне.

– Поверь мне, я не забыл столь яркий момент своей жизни.

– Пожалуйста, не язви, Алессандро. Мне действительно очень трудно сейчас. Я просто хочу, чтобы ты выслушал меня, потому что был прав, говоря о незаконченном деле между нами. Теперь оно завершено. Но не для меня. По крайней мере, до тех пор, пока ты не услышишь того, что я пришла тебе сказать… Восемь лет назад я полюбила тебя, Алессандро. – Она мужественно встретила его молчаливый взгляд и заставила себя продолжать. – Да, я была замужем и, поверь мне, понимала, что не должна была даже смотреть на тебя, не то что заговаривать с тобой. Но я сделала это. Ты и понятия не имеешь, кем ты стал для меня и что для меня сделал.

Алессандро хмурился. Вряд ли он ожидал, что разговор пойдет именно в этом направлении.

– Если ты рассчитываешь воздействовать на мои сердечные струны, то идешь по ложному пути. Я прекрасно помню твой отзыв обо мне тогда. Ты сообщила мне, что Шон – самая большая любовь твоей жизни, что тебе было забавно, конечно, общаться со мной, но ты расценивала наши встречи как некую помощь в учебе… Я правильно помню? Ничего не перепутал? Ты еще махала обручальным кольцом перед моим лицом и демонстрировала фотографию своего любимого.

– Да.

– Ну и что ты хочешь теперь?

– С моей стороны было глупостью выйти замуж за Шона. – Чейз отсутствующим взглядом смотрела прямо перед собой. – Я была очень молода, и замужество представлялось мне довольно увлекательным событием. Или… Хотя, как видится мне теперь, было не так. Это Шон сказал мне, что замужество будет увлекательным событием, а я согласилась с ним, потому что уже поняла, чем мне грозило несогласие с ним.

– Осторожнее, следи за тем, что говоришь. Иначе может поблекнуть сияющий ореол твоей счастливой семейной жизни.

– Да не было никогда никакого сияющего ореола, а мое замужество оказалось вовсе не счастливым, – резко произнесла Чейз. Она перевела взгляд на Алессандро и обнаружила, что тот внимательно наблюдает за ней. При воспоминании о том ужасе, каким была ее замужняя жизнь, ей захотелось плакать, но выдержка, которую она неустанно вырабатывала в себе, выручила ее сейчас.

Алессандро поймал себя на том, что затаил дыхание.

– Очередная ложь, Чейз?

Однако теперь ему захотелось узнать все, что она пришла сообщить ему, хотя вовсе не собирался принимать на веру сказанное ею.

– Я пришла сюда не затем, чтобы попытаться заставить тебя поверить мне, Алессандро, – негромко проговорила она с предельной искренностью. – Ты этого не сделаешь в любом случае. Да, я лгала тебе в прошлом и никогда не получу прощения за это. Ясно ведь, сама заварила кашу, самой и расхлебывать. Ничего не поделаешь. Я здесь потому, что мне необходимо сказать тебе все.

Переведя дух, она продолжила:

– Встретившись с тобой в первый раз, я очень рисковала, но ты не должен был знать об этом. Алессандро, я размышляла над тем, что ты сказал, думала о Шоне с его честолюбивыми мечтами, реализовать которые он надеялся с моей помощью, почему и приковал меня к себе словно наручниками. Ты сразу уловили его суть. А я в то время его так не оценивала. К моменту поступления в университет я практически полностью утратила свою независимость и способность самостоятельно мыслить. Учеба была единственным, что поддерживало меня в здравом рассудке. Шон же оказался в своей стихии. Я была замужем за ним и находилась в полной его власти, а он наслаждался этим, всякий раз убеждаясь в ее действенности.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что была женой, с которой жестоко обращались. Женой, подвергавшейся оскорблениям и насилию. Жалкой женщиной, которую ты счел бы презренной. Той, которая на себе испытала все то, что пришлось пережить тем молодым женщинам, которые нашли приют у Бэт. Понимаешь, почему я так сочувствовала им и сопереживала?