Око Озириса - [68]

Я вспомнил, что в нашей коллекции был порфировый саркофаг, предназначавшийся для небольшой мумии. Попробовал уложить в него покойника и нашел, что он помещается свободно. Тогда я влил в углубление несколько галлонов древесного спирта, так что тело покрылось им, накрыл крышкой и промазал глиной, так, чтобы не проходил воздух.

Я оставил тело мокнуть в спирте две недели, потом вынул его, вытер насухо и уложил на камышовые стулья над горячими трубами отопления. В других комнатах я закрыл трубы, чтобы сконцентрировать теплоту на этих. К концу третьего дня руки и ноги совершенно высохли и стали похожи на роговые — кольцо упало с похудевшего пальца; нос казался пергаментным, и вся кожа была суха, как пергамент. Первые два дня я переворачивал тело, чтобы оно высыхало ровнее. Потом я занялся футляром. Я расшнуровал его и осторожно вынул мумию. Я берег, конечно, футляр. Самая мумия при этом пострадала. Она была набальзамирована плохо и поломалась в нескольких местах, а когда я стал развертывать ее, то отделилась голова и отпали обе руки.

На шестой день после того, как я вынул тело из саркофага, я тщательно завернул покойника полотнищами, снятыми с Себек-Хотепа, обрызгивая тело смесью мирры и смоляного настоя росного ладана, промазывая этой смесью складки обмотки, чтобы скрыть легкий запах спирта и формалина.

Когда я кончил, покойник имел вид совершенной мумии и мог бы быть выставлен просто под стеклом, так что мне даже жалко было вкладывать его в футляр, скрывая навеки.

Вложить его одному, без помощника, было чрезвычайно трудно, так что я попортил футляр в нескольких местах. Но, наконец, мне удалось, и вновь зашнуровав футляр, я наложил слой краски, покрывшей трещины и шнуровку. Свежая краска, протертая пыльной тряпкой, потеряла свой свежий вид. Футляр со своим содержимым был готов к отправке. Я известил д-ра Норбери. Через пять дней он приехал за мумией и отвез ее в музей.

Теперь, когда главное затруднение было устранено, я стал думать о дальнейшем. Необходимо было, чтобы Джон Беллингэм появился еще раз, прежде чем окончательно исчезнуть.

Согласно этому я обдумал посещение дома Хёрста, имея в виду двойную цель. Этим я устанавливал день исчезновения, устраняя себя от всякого касательства к нему. Тень подозрения, падавшая при этом на Хёрста, сделала бы его еще более сговорчивым, менее способным оспаривать мои требования, когда он узнает содержание завещания.

Дело было простое. Я знал, что Хёрст переменил прислугу с тех пор, как я был у него последний раз, и знал его привычки. В тот день я свез картонку с платьем на станцию, сдал там на хранение, зашел в контору Хёрста, удостоверился, что он там, а оттуда направился прямо в Кенон-стрит и сел на поезд в Эльтам. Дойдя до дома Хёрста, я снял очки — единственную особую примету в моей наружности — и был впущен в кабинет по моей просьбе.

Как только служанка вышла из комнаты, я преспокойно вышел через балконную дверь, притворив ее за собой, прошел через боковую калитку, осторожно придержав щеколду перочинным ножом, чтобы не произвести стука при захлопывании.

Мне нечего описывать остальные происшествия этого дня, включая подбрасывание скарабея: все уже известно. Но считаю нужным сделать несколько замечаний относительно костей. Ошибки в моих действиях тут произошли потому, что я не имел понятия, как могут голые кости дать так много указаний медицинскому эксперту?

Попорченная мумия Себек-Хотепа, разрушаясь от влияния воздуха, была для меня не только неприятным зрелищем, она представляла опасность. Это была единственная оставшаяся связь между мною и исчезновением человека. Мне надо было от нее отделаться, и вот, в несчастную минуту, явилась мысль воспользоваться ею.

Существовало несомненное опасение, что суд откажется признать смерть завещателя так скоро. И если решение суда будет отложено, то утверждение завещания может не состояться при моей жизни. А если эти кости Себек-Хотепа подсунуть взамен костей завещателя, то все может благополучно разрешиться. Но я знал, что целый скелет не может быть признан скелетом Беллингэма. У него были разбиты коленные чашки и попорчено бедро, следы чего должны были остаться навсегда. Но соответственно подобранные кости, положенные в подходящем месте вместе с каким-нибудь предметом, несомненно принадлежавшим покойному, казалось мне, устранят всякие затруднения.

Вам известен весь мой план вплоть до случайного отделения правой кисти, которая отломилась, когда я укладывал кости руки в саквояж. Как ни был ошибочен этот план, он имел бы успех, не прими вы участия в этом деле.

Таким образом, почти два года я был в полной безопасности. От времени до времени я захаживал в музей убедиться, что тело покойного сохраняется хорошо. И у меня было чувство удовлетворения от мысли, что оно, хотя и благодаря случайности, помещено согласно пункту второму, и притом не в ущерб моим интересам.

Пробуждение настало для меня в тот вечер, когда я увидал вас у ворот Темпля в разговоре с д-ром Барклеем. Я сейчас же заподозрил что-то неладное и понял, что слишком поздно что-нибудь предпринимать. С тех пор я ждал этого посещения с часу на час. И теперь час пробил. Вы выиграли, а мне остается только заплатить свой долг, как честному игроку.