Око Озириса - [4]

И с натянутым поклоном, бросив беглый взгляд на меня, говоривший выскочил из комнаты, хлопнув за собой дверью.

— Я должна просить прощения за такой необыкновенный прием, — сказала мисс Беллингэм. — Но, я думаю, врачей не легко чем-нибудь удивить. А теперь я проведу вас к вашему пациенту.

Она открыла дверь, и я последовал за ней в соседнюю комнату.

— Вот другой посетитель к вам, — сказала она. — Доктор…

— Барклей — сказал я. — Я заменяю в настоящее время моего друга, доктора Барнарда.

Больной, симпатичной наружности человек, лет пятидесяти пяти, сидел на постели, обложенный грудой подушек. Он протянул мне трясущуюся руку, и во время рукопожатия я обратил внимание, как сильно она дрожала.

— Здравствуйте, сэр, — сказал м-р Беллингэм. — Надеюсь, что доктор Барнард не болен?

— Нет, — отвечал я, — он только отдыхает теперь на Средиземном море.

Мы обменялись еще несколькими словами и любезностями, после чего я приступил к делу.

— Давно ли вы больны? — спросил я.

— Сегодня — неделя, — отвечал он. — Fons et origo mali[1] — кабриолет, опрокинувший меня посреди улицы против здания суда. Виноват в этом я сам, но мне от этого не легче.

— Вы очень ушиблись?

— Нет, не могу сказать; но я все-таки повредил себе при падении колено, испытал и общее сотрясение. Слишком стар я для таких передряг.

— Это со многими случается.

— Верно, но в двадцать лет перенести это легче, чем в пятьдесят пять. Впрочем, колено теперь как будто поправилось — вы сами увидите, что я им двигаю свободно. Самое скверное — это мои проклятые нервы. Я раздражителен, как черт, нервничаю, как кошка, и по ночам не могу спокойно спать.

Я отодвинул его дрожащую руку, которую он протянул мне. Он не походил на пьяницу, но все же!..

— Вы много курите? — дипломатично спросил я.

Он взглянул на меня хитрым взглядом и усмехнулся.

— Вы крайне деликатно подходите к делу, доктор, — сказал он. — Нет, я много не курю. Я вижу, что вы и теперь смотрите на мою дрожащую руку. Но что ж, так и должно быть; я не обижаюсь; доктора на все должны обращать внимание. Впрочем, обычно моя рука и теперь достаточно тверда, если только я не взволнован. Но малейшее возбуждение заставляет ее трястись, как желе. А тот факт, что я только что имел неприятную беседу…

— Я думаю, — вмешалась мисс Беллингэм, — не только доктор Барклей, но и все соседи знают теперь об этом.

М-р Беллингэм конфузливо улыбнулся.

— Боюсь, — сказал он, — что дал волю своему темпераменту. Слишком я импульсивный старик, доктор, и когда выйду из себя, то способен все выложить, и начну говорить чересчур напрямик.

— И чересчур громко, — добавила его дочь. — Знаете ли вы, что доктор Барклей вынужден был заткнуть себе уши? — Она взглянула на меня и какая-то искорка блеснула в ее серых грустных глазах.

— Очень жалею, моя дорогая, — сказал м-р Беллингэм, — но надеюсь, что больше этого не будет. Этого милого джентльмена, я думаю, мы видели в последний раз!

— Я тоже так думаю, — ответила она и затем прибавила: — Я не буду мешать вашей беседе. Я буду в соседней комнате на случай, если понадоблюсь.

— Этот кабриолет — начал м-р Беллингэм, как только его дочь вышла, — был лишь последней каплей. Он довершил то, что давно уже готовилось. За последние два года я испытал бездну всяких тревог. Впрочем, я полагаю, что нет надобности надоедать вам подробностями моих личных дел.

— Все, что имеет отношение к нынешнему состоянию вашего здоровья, представляет для меня интерес, если только вы не пожелаете о чем-нибудь умолчать, — сказал я.

— Умолчать! — воскликнул он. — Неужели вы встречали какого-нибудь больного, которому не хотелось бы говорить о состоянии его здоровья? Обычно слушатели предпочитают умолчание.

— Во всяком случае, ваш настоящий слушатель не принадлежит к их числу.

— Ну, хорошо, — сказал м-р Беллингэм, — я позволю себе роскошь рассказать вам о всех моих тревогах. Около двух лет тому назад я лег в постель джентльменом с независимым положением и прекрасными видами на будущее, а утром проснулся буквально нищим. Не особенно приятная перемена — согласитесь — в моем возрасте?

— Неприятная во всяком возрасте, — вставил я.

— И это еще не все, — продолжал он. — Потому, что в тот же самый момент я потерял своего единственного, дорогого брата, с которым я был в лучших отношениях. Он пропал, исчез с лица земли; да вы, вероятно, слышали об этом случае? Проклятые газеты одно время полны были им.

Он внезапно покраснел, заметив, без сомнения, что и я изменился в лице. Теперь я, конечно, вспомнил все… Еще тогда, когда я входил в этот дом, какая-то струна слабо зазвучала в моей памяти, а последние слова моего пациента полностью воскресили воспоминание о загадочном деле.

— Да, — сказал я, — припоминаю этот случай; о нем говорил наш лектор судебной медицины.

— В самом деле? — сказал м-р Беллингэм. — Что же он говорил?

— Он отметил его, как случай, который со временем приведет ко многим юридическим осложнениям.

— Клянусь Юпитером, — воскликнул м-р Беллингэм, — он оказался пророком! Юридические осложнения? Да, их достаточно! И все-таки ручаюсь вам, что он не мог предвидеть, какой адский узел завяжется вокруг этого дела. Кстати, как его фамилия?