Око Гора - [133]

После ужина они прогулялись, выпили кофе, не желая признавать, что путешествие подходит к концу, и Кейт вдруг подняла тему, абсолютно не имеющую отношения к Египту.

– Макс, а что значит забывать – когда не можешь вспомнить того, что помнил когда-то раньше? Эта информация остается в мозге, а мы просто теряем к ней путь?

– Во-первых, это зависит от того, насколько ярким было воспоминание. То, что не сильно отпечаталось, было не очень «запоминающимся», со временем увядает. А висцеральная реакция – как иногда говорят, когда «нутром чуешь» – как раз дело нашей памяти. Даже небольшой стресс, когда в кровь подается адреналин и норадреналин, может стимулировать мозг запомнить получше событие, спровоцировавшее такую реакцию. А что? Ты что-то забыла?

– Не знаю. – Кейт взяла ручку, оставленную официантом, чтобы Макс подписал чек по кредитной карте, и начала рисовать всякие каракули на обратной стороне счета. – Иногда мне так кажется. Иногда я… вспоминаю то, чего на самом не было. Например, вчера в Карнаке, в храме. Я знала, что увижу за следующим углом, в следующем… да неважно. Все время, пока мы там находились, мне казалось, что я вот-вот вспомню больше, – это похоже на то, как когда на языке вертится слово. – Она подняла глаза. – Макс, мне надо вернуться. Ты не будешь против?

Он не ответил, и даже не посмотрел на Кейт. Макс смотрел на обезьянку, которую Кейт только что нарисовала – левой рукой.

Кейт тут же выронила ручку, и она укатилась под стол.

– Считалось, – начал Макс, накрыв ладонь Кейт своей, – что самки шимпанзе гуляли только с самцами из своего района. Если какая-нибудь из них вступала в отношения с чужаком, самцы из племени убивали их детенышей. И знаешь, что выяснилось после того, как провели тесты ДНК? Оказалось, что самки шимпанзе все время бегали к другим парням, потому что чужих детенышей было слишком много, и все они выжили. – Его глаза засветились улыбкой. – Если кто-то считает, что все аккуратно идет по установленным правилам, ему стоит проверить голову.

Когда они шли через ворота с огромными столбами, построенные Хоремхебом, последним Фараоном Восемнадцатой Династии, Кейт услышала ужасный протяжный крик. Когда по ним прошла тень огромной летящей по небу птицы, Кейт съежилась и не решалась идти дальше, боясь того, что ждет впереди.

– Что-то случилось? – спросил Макс.

– Ты не слышал?

– Что?

– Не знаю, может, птица кричала.

Макс посмотрел ей в лицо и сказал:

– Пойдем, наверное, посидим в тени, – и указал на ближайшую скамейку.

– Только не здесь. Пожалуйста. Мне надо… я задыхаюсь. – Она оставила его там, обескураженного, и направилась назад, в ту сторону, откуда они пришли. Вдруг Кейт побежала, и Макс бросился за ней. Когда он нагнал ее, Кейт уже шла пешком, оглядываясь, искала его.

– Куда ты делся? – Она была на грани слез и знала, что Макс по голосу догадается. – Я не могла тебя найти…

Макс отвел ее к сегменту стены, сел, отвернувшись от храма, и потянул Кейт к себе.

– Кэти, я никуда не уходил. Это ты сорвалась так быстро, что я догнал тебя лишь через несколько минут. Давай посидим, переведем дыхание, а ты мне расскажешь…

– Тут случилось нечто ужасное, – прошептала Кейт, не глядя на него. – Не… не сейчас. Давно. Казалось… я не знаю.

– Она обхватила себя руками и сидела так, стараясь унять дрожь. – Я первый раз в Египте, но это место кажется знакомым. – Кейт боялась, что Макс заметит, насколько она перепугана, и смотрела на ноги. – Макс, с моим мозгом еще что-то не так, есть еще что-то, о чем ты не сказал?

– Нет! Ничего. Правда, Кейт. Наверняка египтяне просто стали близки тебе из-за Ташат. Тот маленький недостаток, который у тебя действительно есть – и ты его считаешь недостатком, а не я, – совершенно незначителен по сравнению с общей работой мозга.

Несколько женщин в шортах и шляпах с мягкими полями – очевидно, тургруппа – окинули их любопытным взглядом. Но Макс не обращал на них внимания. Его заботила только Кейт.

– В таком месте любой подвергнет сомнениям свою реальность – все, что мы учили в школе и до сего дня воспринимали как правду. Так что мозгу приходится искать способы разобраться с тем, что мы видим и чувствуем, чтобы как-то соотнести это с нашими воспоминаниями. Для большинства из нас это место равнозначно чуду. Здесь мы кажемся себе ничтожными. Оно внушает благоговение. Мы оказываемся на грани восприятия, и разделяем эту реальность с людьми, жившими во времена Ташат. Возможно, человечество и разработало много технологий, которых не было у них, и мы, несомненно, знаем больше о физических законах, но я не думаю, что египтяне любили своих собак меньше, чем мы. Или что они не знали жадности, мелочности и любви, как и мы. Сети на днях рассказал мне историю. Работники музея вроде бы восстановили несколько древних флейт и пригласили пару профессиональных музыкантов, чтобы поиграть на них. И знаешь что? – Он выждал паузу. – Древние египтяне использовали тот же звукоряд, что и у нас.

Это заинтересовало Кейт. Она посмотрела на Макса и опустила руки.

– Это значит, что пространственные карты мозга в целом не изменились. – Он подождал, чтобы Кейт осознала это. – Помнишь, я сказал, что у египтологии и медицины много общего, что мы многого еще не знаем? – Кейт кивнула. – Так вот, зато мы знаем, что гены могут мутировать под воздействием канцерогенов, присутствующих в окружающей среде. И то, что мощные травмы, например сильный страх или боль, могут воздействовать на мозг, а не только на психику. Некоторые последние исследования показали, что у инвалидов войны уменьшилась и правая и левая половина гиппокампа. Значит, возможно, что экстремальный опыт, независимо от того, были это сильные эмоции или физические травмы, каким-то образом влияет на гены. Возможно, за счет веществ, которые генерирует организм, и их возникновение влечет за собой изменения, передающиеся со временем другим поколениям.