Окно с видом на площадь - [40]

Спокойно обдумывая свой гнев, я перебрала в уме волновавшую меня проблему Джереми Рейда. Более всего мне необходимы были силы и наставления, чтобы помочь ему. Начало было положено. Нельзя было позволить ему опять соскользнуть на тот странный путь, который уводил его в темноту. Именно этого я просила всем сердцем в то тихое воскресное утро.

Маленькая церковь заполнялась прихожанами, и вскоре запел хор. Прихожане встали и присоединили свои голоса к молитве. Затем на кафедру взошел священник, чтобы прочитать проповедь. Мое беспокойство утихло, и я чувствовала себя умиротворенной и более сильной духом. Я знала, что, когда придет время, буду бороться за Джереми с новой отвагой и энергией.

Признаюсь, сначала я не очень следила за тем, что говорил священник. Я предпочитаю спокойных проповедников, а этот словно выплескивал огонь. Тем не менее, когда он кинулся в атаку на волну преступлений, захлестнувших Нью-Йорк и державших его в страхе, я стала слушать внимательно. Порок и разврат — старые грехи человека, увещевал нас священник, но с помощью добропорядочных людей их можно преодолеть и уничтожить.

Не так давно в Нью-Йорке жил человек, напомнил он прихожанам, который боролся против этих грехов с присущими ему мужеством и самоотверженностью. Эту богоугодную борьбу вел человек по имени Дуайт Рейд, и то доброе дело, которое он начал, сейчас продолжают другие. Мы должны помнить, говорил священник, что в начале января открывается дом-мемориал Дуайта Рейда для сирот и при открытии состоится церемония, которую, как он надеется, посетят многие из нас. И он попросил вносить пожертвования на это дело. Здание само по себе уже, с Божьей помощью, закончено, но надо сделать так, чтобы оно работало и процветало долгие годы.

Прихожане внесли свою лепту, а я, отдавая свою, вспомнила тот день, когда Джереми убежал именно в то здание, о котором говорил священник. Вероятно, как представлял себе мальчик, это место должно служить убежищем и сыну человека, память о котором таким образом хотели сберечь.

Когда служба кончилась и прихожане стали покидать церковь, я подождала, пока помещение совсем не опустело. Тогда я встала и пошла боковым проходом, в котором почти никого не было, по направлению к двери. Через два ряда за моей спиной на скамейке сидела женщина и тоже ждала, пока толпа поредеет, чтобы встать со своего места. Голову она склонила и плотно закуталась в мех, как будто ей было холодно, хотя в церкви было натоплено. Я вдруг узнала коричневую шляпку с перьями и сверкающие пряди рыжих волос, выбивавшихся из-под шляпки. И в тот момент, когда я узнала Лесли Рейд, она подняла голову, и наши взгляды встретились. Мгновение мне казалось, что она отведет глаза, нарочно, не желая меня видеть. Но потом она, казалось, передумала и кивнула мне. Она поднялась и боком продвинулась по ряду. Я стояла и ждала. Подойдя ко мне, она указала на боковую дверь, через которую легко можно было выйти.

Церковный двор был покрыт глубоким снегом, и мы ухватились за руки, помогая друг другу пробраться к боковой калитке.

Мы не говорили с ней, пока не выбрались на тротуар и не направились к Пятой авеню. Миссис Рейд взглянула на меня с грустью.

— Я не хотела, чтобы меня узнали, — тихо объяснила она. — Если бы кто-нибудь увидел меня здесь, для меня это просто так не кончилось бы. Но я знала об этой проповеди и хотела услышать ее.

Она выглядела в это утро спокойной и печальной, не такой отстраненной и недоступной для общения, как раньше. Как и всегда, я созерцала ее красоту, удивляясь в душе, что женщина может быть такой красивой. Ее кожа и вблизи выглядела прекрасной. Ресницы, бросавшие тень на глаза, были густы и изгибались вверх, а брови, аккуратно подправленные, образовывали линию, которую можно было считать совершенством. Такой была женщина, на которой был женат Брэндан Рейд. Как же он мог смотреть на Сесили Мэнсфилд?

Я удивилась, когда Лесли заговорила со мной не как с полуслужанкой в ее доме, а как с женщиной, которой она могла бы доверять. Повелительная манера исчезла.

— Ничто не может помешать открытию дома-мемориала, — говорила она из-за муфты, которую прижимала к щеке. — Доброе дело, начатое моим мужем, должно продолжаться. Оно не должно пропасть даром.

— А есть опасность, что этому могут помещать? — спросила я, немного удивленная ее словами.

— Не должно быть! — воскликнула она. — Хотя с самого начала мой муж протестует против всего этого проекта.

Было очень странно, что Брэндан Рейд выступает против того, что делается для увековечивания памяти о его брате. И я тут же, совсем позабыв о тактичности, высказала это.

Миссис Рейд снова бросила на меня быстрый трагический взгляд:

— Брэндан всегда завидовал Дуайту. Со времени, когда они были детьми. Дуайт все делал лучше, а намерения Брэндана так и оставались бесплодны. Старший брат не простил младшему, что тот стал тем, кем старший не смог.

Мне казалось, что слово «бесплодны» не могло быть применено к Брэндану Рейду, но мне не подобало говорить что-либо в его защиту перед его женой. Я ничего не сказала, и почти Целый квартал мы шли в молчании. А когда она заговорила вдова, ее голос выдавал растерянность и печаль: