Окнами на Сретенку - [77]
Под утро я заснула крепко, а когда открыла глаза, одна из пожилых дам уже стояла у столика с умытым лицом и полотенцем через плечо. Пельцман храпел. За окном узкой полоской намечалась заря. Когда до цели оставалось около получаса, меня охватило волнение, и я даже сама заговорила со своими спутницами и сказала, что еду в Ленинград впервые.
— А где живет ваша тетя?
— На Съездовской.
— Что-то я не слышала такой улицы. А я город хорошо знаю…
— Может быть, не Съездовская, а Съезжинская, — сказала другая. — Такая улица есть. Это на Петроградской, поедешь со мной вместе.
— Нет, мне нужно на Съездовскую, и вообще меня встретят, так что благодарю вас, — гордо сказала я. Не я ли Бог знает сколько раз надписывала конверты: «Ленинград 53, Съездовская, 31, кв. 25».
Когда поезд остановился, я немедля схватила свой чемодан и бросилась было к выходу, но одна из моих спутниц сказала: «Подожди, пока твои найдут вагон и сами тебя заберут, а то еще разминетесь». Все-таки мне не терпелось выйти, и я протиснулась к выходу. Ко мне сразу подбежал носильщик, больше мое прибытие пока никого не заинтересовало, но я поставила чемодан около ног и стала высматривать тетю Зину и хлопотливого, вечно рассеянного дядю Сережу. Никто не шел. Последней из вагона вышла одна из дам моего купе: «Что такое? Не встретили тебя? А номер вагона знают? Стой тогда тут, а то в толпе не увидят тебя». Но толпа уже рассеивалась, а я все еще ждала. Медленно я двинулась со своим чемоданом к концу перрона, ежесекундно оглядываясь и впиваясь глазами во все встречные лица. Наконец перрон совсем опустел. Я увидела вывеску «Камера хранения» и пошла туда сдать чемодан. После этого я направилась в здание вокзала. В вестибюле было справочное бюро, я протянула в окошко 20 копеек и спросила, как проехать на Съездовскую улицу. В ответ мне буркнули, что бюро дает справки только по вокзалу. Какая-то женщина, слышавшая мой вопрос, сказала:
— Детка, такой улицы в Ленинграде нет. Но на всякий случай спроси вон у милиционера на площади.
Чуть не плача, я вышла из вокзала. Мне так хотелось рассмотреть каждую улицу, каждый дом, а получилось так, что мне было теперь совсем не до того. У милиционера, стоявшего недалеко от вокзала, был строгий вид, но я объяснила ему, что я из Москвы, никто меня не встретил и я не знаю, как добраться до Съездовской улицы.
— Говорите, не встретили? — улыбнулся он. Мне польстило, что он заговорил на «вы», потому что я была для своих пятнадцати лет очень небольшого роста, и меня вечно принимали за девочку лет двенадцати. — Да, дело не из приятных. Не встретили, значит. Съездовская? Не слыхал я что-то про такую. Но я в Ленинграде недавно. Вы спросите у людей на трамвайной остановке, может, они скажут.
На остановке оказалась старушка, которая сказала, что знает Съездовскую улицу: «Только это не тут надо садиться, а вон там, через площадь. Не помню, какой номер, но там точно идет какой-то на Петроградскую сторону».
Окрыленная надеждой, я начала пересекать площадь. И вдруг приостановилась. При чем здесь опять Петроградская сторона? Тетя Зина же всегда говорила, что живет на острове — да, на Васильевском острове.
На другой остановке стояла только одна девушка, она тоже не знала про Съездовскую. Тогда я догадалась спросить: «А может быть, вы знаете, как проехать на Васильевский остров?» «Васильевский — это другое дело. Тогда тебе нужно перейти на ту остановку (от которой я и пришла!) и сесть на трамвай № 4.
У меня уже кружилась голова, но я поплелась обратно. На всякий случай спросила у людей, идет ли трамвай № 4 на Васильевский остров. Это все дружно подтвердили, и мне стало повеселее. Я даже заметила теперь, что трамваи в Ленинграде смешные — как желтые коробочки.
В трамвае было довольно много народу, я взяла билет и протиснулась вперед до площадки — я хотела быть ближе к выходу, потому что не знала, далеко ли ехать до острова, а спрашивать мне уже надоело. На передней площадке оказалась свободная скамеечка на два места; я уселась на нее и решила слушать, какие остановки будут спрашивать пассажиры, как скажут: «Вы выходите на Васильевском?» или «на Съездовской», так я и выйду за ними. Но тут поднялся мужчина в форме, сидевший до этого рядом с водителем, и закричал:
— Ты что, девочка, первый раз в трамвае едешь? Освободи служебное место!
Я вскочила, пробормотала что-то о том, что не знала… «Не знала ты, — сказала какая-то старушка, — я вот старенькая, а на ногах стою. А вам, школьникам, и закон не писан».
Я совсем смутилась. Вплотную подошла к окну и проглотила слезу. Вот как меня встречал город, где, по рассказам тети Зины, все были такие вежливые и любезные! За слегка замерзшими стеклами проносились стройные, красивые здания и мосты. Хотелось рассмотреть получше, но я побоялась продуть дырку в инее — может быть, это здесь тоже было запрещено?
Когда мы переехали через совсем длинный мост, я сообразила, что мы теперь, наверное, уже на острове. Я спросила у молодой симпатичной женщины, где мы едем.
— Васильевский остров уже! Вон университет.
— А на Съездовскую вы не знаете, где лучше сойти?
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Тише!.. С молитвой склоняем колени...Пред вами героя родимого прах...С безмолвной улыбкой на мертвых устахОн полон нездешних, святых сновидений...И Каппеля имя, и подвиг без меры,Средь славных героев вовек не умрет...Склони же колени пред символом веры,И встать же за Отчизну Родимый Народ...Александр Котомкин-Савинский.
Аннотация издательства: Сорок пять лет жизни отдал автор службе в рядах Советских Вооруженных Сил. На его глазах и при его непосредственном участии росли и крепли кадры командного состава советской артиллерии, создавалось новое артиллерийское вооружение и боевая техника, развивалась тактика этого могучего рода войск. В годы Великой Отечественной войны Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов занимал должности командующего артиллерией Красной Армии и командующего ПВО страны. Одновременно его посылали представителем Ставки на многие фронты.
Данная статья входит в большой цикл статей о всемирно известных пресс-секретарях, внесших значительный вклад в мировую историю. Рассказывая о жизни каждой выдающейся личности, авторы обратятся к интересным материалам их профессиональной деятельности, упомянут основные труды и награды, приведут малоизвестные факты из их личной биографии, творчества.Каждая статья подробно раскроет всю значимость описанных исторических фигур в жизни и работе известных политиков, бизнесменов и людей искусства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Георгий Георгиевич Демидов (1908–1987) родился в Петербурге. Талантливый и трудолюбивый, он прошел путь от рабочего до физика-теоретика, ученика Ландау. В феврале 1938 года Демидов был арестован, 14 лет провел на Колыме. Позднее он говорил, что еще в лагере поклялся выжить во что бы то ни стало, чтобы описать этот ад. Свое слово он сдержал. В августе 1980 года по всем адресам, где хранились машинописные копии его произведений, прошли обыски, и все рукописи были изъяты. Одновременно сгорел садовый домик, где хранились оригиналы. 19 февраля 1987 года, посмотрев фильм «Покаяние», Георгий Демидов умер.
Книга воспоминаний Ольги Адамовой-Слиозберг (1902–1991) о ее пути по тюрьмам и лагерям — одна из вершин русской мемуаристики XX века. В книгу вошли также ее лагерные стихи и «Рассказы о моей семье».