Окна - [53]

Сыроечковский знал о белых гусях очень много, и знал не только из книг. Орнитологи приезжают на остров обычно в мае, поселяются в маленьком балке возле гнездовья, еще скрытого под снегом, и ждут прилета птиц. Уезжают осенью, в сентябре, когда последний гусь покидает остров. Так что вся жизнь колонии развертывается на их глазах… Часа два Евгений рассказывал удивительные вещи о повадках белых гусей, о том, как прилетают на остров первые пары, как с каждым днем их становится все больше, как схватываются между собой самцы за место на гнездовье, как появляется в гнезде первое яйцо, как, примерно до середины июня, пока не установится окончательно полярное лето, орнитологи пребывают в каждодневном страхе за гусей; вдруг вернутся холода, выпадет снег, разразится пурга… Я вообще понял, что работа ученых-орнитологов на гнездовье далека от безмятежной идиллии: казалось бы, наблюдай себе, любуйся своими подопечными, как они ухаживают друг за другом, подыскивают место для гнезда, как, отправляясь ненадолго пощипать свежей травки, гусыня заботливо прикрывает яйца сухой прошлогоднею травой… Но ученым приходится еще быть свидетелями борьбы гусей за существование, и в этой борьбе они ничем не могут им помочь. Главные враги гусей — песцы, которые в это время во множестве собираются вокруг гнездовья. Воруют яйца, охотятся за молодняком. Взрослый гусь не слабее песца и, охраняя свое гнездо, не боится его, наоборот, песец избегает прямого столкновения с птицей. Евгений сам видел, как какой-то неосторожный песец, зашедший в середину гнездовья, рыча и огрызаясь, катался по земле, будто футбольный мяч, сбиваемый ударами гусиных крыльев. Но песец хитрее, прибегает к различным уловкам, отвлекает гусей от гнезда, отводит за собою подальше, а потом кидается со всех ног к кладке… А как он уничтожает молодняк?! Птицы, едва поднявшиеся на крыло, не могут долго лететь, быстро устают, садятся, опять взлетают невысоко над землей, и песец, настигая гусенка, прыгает, хватает его еще в воздухе, душит и кидается за следующим… Как ученый, биолог, Евгений понимал «невиновность» песцов, понимал, что они такие же исконные обитатели острова, и им так же надо кормиться самим и заботиться о потомстве, но я почувствовал, что по-человечески он этих песцов просто ненавидел…

Нашим соседом по комнате был горняк из Иультина. Летел на материк в отпуск, две недели сидел в Иультине, ждал борт на Анадырь, наконец вылетел и… из-за непогоды в Анадыре приземлился на Шмидте. Так что теперь он оказался от Анадыря еще дальше. Горняк к нашему приходу уже лежал в постели и собирался спать, но позабыл о своем намерении и тоже слушал — молча, но страшно внимательно.

— Колония у нас в Союзе — единственная! — продолжал Евгений. — И то тревожит, что численность гусей в последние годы сокращается. В семидесятом году было примерно сто пятьдесят тысяч. Сейчас — около пятидесяти тысяч… В семьдесят четвертом году, например, пурга внезапно ударила, на трое суток! Гуси на гнездах сидели, только шеи из снега торчали… Плотность гнездования из-за пурги снизилась втрое. Песцу — раздолье. За десять дней он уничтожил все гусиные кладки! Ни одного птенца не вывелось в тот год!..

— Да, но ведь все эти взаимоотношения: «Гусь — песец» — были всегда… Складывались тысячелетиями! За это время могло установиться какое-то равновесие? — спросил я.

— Дело в том, что песцу, как ни парадоксально это звучит, начал помогать человек. Ведь гусь — не главный объект охоты песцов, — терпеливо принялся объяснять Сыроечковский. — Основная его пища — лемминг. А численность лемминга, как известно, непостоянна, из года в год колеблется. С нею обычно колебалось и количество песцов, живших на острове. Много лемминга — много песца. Мало лемминга — мало потомства у песца, и сам он с острова уходит. В эти годы размножается гусь… Примерно такая всегда была схема… Человек, поселившись на острове, начал охотиться на песца, но добывал незначительную его часть, зато большей части помогал кормиться в голодные, в «безлемминговые» годы. Охотники развозили по острову части моржовых туш — привады, песец также кормился отбросами возле человеческого жилья, да и в тундре после забоя оленей оставались отходы… В итоге, песец перестал уходить с острова, начал процветать, а гусю не стало передышки. И сам человек регулярно охотился на гуся и собирал гусиные яйца… Не говоря уж о варварах: в конце пятидесятых годов полевая партия геологов целиком истребила предпоследнюю гусиную колонию на реке Мамонтовой!..

— Вот сволочи! — горячо и прямо сказал вдруг молчавший до этого горняк.

— …И олень любит гусиные яйца, — благодарно взглянув на горняка, продолжал Евгений. — Несколько лет назад за неделю олени уничтожили восемь тысяч гнезд!.. Кроме того, пробегая по тундре, олени беспокоят гусей, гуси переходят с места на место, выводки при этом неизбежно растягиваются — тут опять они становятся добычей песцов… В общем, желая того, не желая, думая о том, не думая, а человек за пятьдесят лет своей хозяйственной деятельности заметно вмещался в островную экосистему… В шестидесятых годах на острове образовали государственный заказник, сбор яиц на гнездовьях был запрещен, охоту на гусей регламентировали, а вскоре тоже запретили. Сейчас вообще — заповедник… Все это — большое дело!.. Но олени-то остались…