Оклеветанная Жанна, или разоблачение "разоблачений" - [19]

Если Пьер Кошон был действительно заинтересован в затягивании процесса, то как объяснить его негодование?

"Парадоксально, но факт: судья не сумеет сформулировать ни одного серьезного пункта обвинения. Скрупулезное изучение этого обвинительного процесса Пьером Тиссе выявило следующее: Жанна была приговорена лишь на основании показаний, полученных в Руане. В этом очевидная слабость процесса, ставшего для Истории не менее очевидным свидетельством того, какой яркой личностью была Жанна д'Арк. Против Жанны не могли выдвинуть ничего и осудили ее, умело используя ее же слова, записанные ее же врагами, в то время как эти слова дают нам представление о величии и чистоте этой возвышенной натуры".

Показательно также то, каким образом Кошон расправлялся с любыми попытками со стороны других участников трибунала помочь Жанне. Описан эпизод с руанским клириком Никола де Гупвилем. "Както в частном разговоре он имел неосторожность высказаться в том смысле, что с правовой точки зрения компетенция суда в деле Жанны д'Арк представляется ему весьма сомнительной, поскольку трибунал состоит из одних лишь политических противников подсудимой, и что, кроме того, духовенство Пуатье, а также архиепископ Реймсский церковный патрон бовеского епископа уже допрашивали Жанну и не нашли в ее поступках и речах ничего предосудительного.

Об этих словах сразу же узнал Кошон. Он вызвал к себе Гупвиля и потребовал, чтобы тот их повторил. Гупвиль (если верить его показанию перед комиссией по реабилитации Жанны) отказался это сделать, заявив, что он, как член руанского капитула, неподвластен монсеньеру епископу. Он был немедленно арестован и брошен в королевскую тюрьму, откуда его с трудом вызволил один из влиятельных друзей".

"Ей инкриминировали 12 статей, сформулированных уже в ходе процесса. И занимался этим Парижский университет. А не Пьер Кошон".

Маленькая ремарка: первоначальный обвинительный акт содержал семьдесят статей, и лишь после того, как Жанна спокойно и уверенно отвела большинство обвинений, этот внушительный документ был забракован, и парижскому теологу Никола Миди было поручено составление нового.

"Через три дня новый документ лег на судейский стол. Он содержал всего лишь 12 статей и не имел ни преамбулы, ни общих выводов. В нем вообще не давалось оценки поступкам и словам подсудимой. Каждая статья представляла собой подборку показаний Жанны, относящихся к одному из главных предметов следствия. Были убраны явные нелепости и прямые политические выпады. Осталось наиболее существенное: "голоса" и видения, "дерево фей", мужской костюм, непослушание родителям, попытка самоубийства, уверенность в спасении своей души и, конечно, отказ подчиниться воинствующей церкви.

Подобно первому варианту обвинительного акта "Двенадцать статей" были фальсификацией, но более тонкой и квалифицированной".

Следует отметить, что и первый, и второй акты были составлены в Руане, где председательствовал Кошон. Со вторым опусом Жанна не была ознакомлена и не имела на этот раз возможности постоять за себя. Так в очередной раз на этом судилище были нарушены процессуальные нормы. Документ был утвержден Кошоном и лишь после этого отправлен в Парижский университет для окончательного заключения.

Теперь судьям нужно было заставить Жанну отречься от своих заблуждений. Для начала в ход пустили "милосердные увещевания" безрезультатно.

Далее последовал шантаж. Жанна тяжело заболела и, думая, что не выживет, попросила Кошона исповедовать ее и причастить. Однако, "предупредительный" Кошон попытался использовать ситуацию и вынудить Жанну покориться, если она хочет приобщиться к таинствам. "Если я умру в тюрьме, то, надеюсь, вы похороните мое тело в освященной земле", был единственный ответ Девы.

Жанну выходили лучшие врачи смерть девушки не входила в планы ее врагов.

Теперь Жанну попытались запугать. 9 мая, едва окрепшую от болезни, ее привели в камеру пыток и стали угрожать.

"Использовать камеру на самом деле никто не собирался. Если бы собирались, то давно бы уже применили. Ведь инквизиция при обвинении кого-либо в колдовстве любой допрос сопровождала пытками. Так было положено, такие существовали правила. Считалось, что только под пытками человек говорит правду. К моменту вынесения приговора любой подследственный являл собой истерзанный, искалеченный полутруп. К Жанне же никаких пыток применять и не думали. Удивительно, не правда ли? Совершенно не согласуется с практикой инквизиции. А камера. Что камера? Так, попугали девушку немного и все. Мотивировали же отказ от применения пыток тем, что она осталась "полностью безразлична ко всем этим приготовлениям". Хотелось бы знать, есть ли еще в истории инквизиционных судов случаи, когда безразличие подсудимого к ожидающим его пыткам заставило бы судей эти пытки отменить? К тому же, Жанну могли заранее предупредить доброжелатели, что никакие пытки применены не будут, вот она и не беспокоилась или делала вид, что спокойна".

Здесь, как и во всех других случаях, имеет место полное непонимание характера Жанны смелого, твердого, неукротимого. Вот, что сказала сама Жанна, когда ее привели в пыточную камеру: "Воистину, если бы даже вы вырвали мне руки и ноги, и моя душа покинула бы тело, я бы вам ничего больше не сказала; а если бы и сказала что-нибудь, то после этого я бы рассказала, что вы силой заставили меня сказать это".