Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы - [56]

Некоторое время противники еще скользили в этом бледном, быстро умирающем свете, неся в себе бездушные механизмы и драгоценные людские судьбы. Потом свет померк и погас совсем. Но цепкие визирные шкалы уже успели отметить понятные лишь немногим названия.

– Диста-анция, – нараспев кричал с дальномера Мордвинов, – курс… целик…

И в этот момент ночь, застывшая на одной тягостной минуте, казалось, вдруг растворилась и слева по борту «Аскольда» вырос маленький огонек.

– Не сметь стрелять! – гаркнул Самаров. – Отвечают!

Рябинин тяжело отшатнулся назад, спросил кратко:

– Кто?

И чей-то матросский голос ответил из темноты:

– Та це ж, товарищу командир, земличирпалку! У, бисова, куды ж вона зализла!..

Рябинин вдруг захохотал так громко, что радист испуганно выглянул из своей рубки.

– Отбой тревоге, – весело приказал он, расстегивая канадку. – Их счастье, а то бы мы их разделали под орех!

– У меня снаряды лежат в орудиях, – доложил Пеклеванный, краснея в темноте от стыда. – Разрешите выстрелить ими?

– Пускай лежат там. Может, еще пригодятся…

Землечерпалка виновато отщелкала в темноту семафорограмму: «У нас неисправность в компасе. Мы сбились с курса и отошли мористее. Возвращаемся на прежнее место. Капитан-маркшейдер Питютин».

Пеклеванный невольно ужаснулся при мысли, что еще момент – и «Аскольд», знающий лишь одно то, что слева не должно быть никого, сейчас уже рвал бы снарядами старое, дряблое тело землечерпалки.

– Передай этому питюте-матюте, – наказал он сигнальщику, – передай ему, старому болвану, что мы…

– Оставьте вы их, помощник, – вмешался Рябинин. – Ну их к чертовой матери! Руганью, да еще на таком расстоянии, здесь не поможешь. А команда землечерпалки наполовину из баб и мальчишек. Капитанишко – тоже хрен старый. Им, беднягам, и без того достается!

Рябинин нащупал в темноте плечо Пеклеванного и крепко пожал его, слабо ободряя:

– Хватит вам. Вы же весь мокрый. Реглан уже обледенел на вас. Идите отдыхать, помощник. Всю ночь не спали.

– Ничего, отосплюсь потом.

– А я вам предлагаю отдохнуть.

Пеклеванный понял, что это уже приказ.

– Есть, – ответил он, – идти отдыхать…

Артем сбежал по трапу и, балансируя на уходящей из-под ног палубе, добрался до кормы.

Через низкий борт перехлестывали волны. Обмывая стеллажи глубинных бомб, повсюду колобродила вода. Из-под винтов взлетели кверху высокие каскады пены. В сумерках вода фосфорилась ровным голубоватым светом. Все море играло и горело, точно из его глубин всплыли на поверхность мириады разбуженных светлячков. Казалось, корабль плывет среди расплавленного металла.

Дребезжа железными бадьями, мимо «Аскольда» прошла к берегу провинившаяся землечерпалка.

Стоять на палубе было холодно. Лейтенант зябко поежился, спустился вниз. В командном коридоре вода, попавшая через люк, гуляла с борта на борт, собираясь то у одной переборки, то у другой. Из конца коридора доносилось пение.

Артем остановился: женский голос на корабле, ночью, в открытом море? Чистое мягкое контральто прерывалось ударами волн и режущим уши завыванием винтов.

Она пела:

Мимо сосен северных бежит дорожка,

У дорожки – стежка, возле стежки той – морошка.

Сердце вдруг заныло, сердце заскучало:

Что же и зачем же я тебя встречала?

Помню, мы ходили вечером да той дорожкой,

И ты меня, бессовестный, назвал морошкой.

И с тех пор подруги все зовут меня не Машей,

Эх, да вот той самой ягодкою нашей…

Артем постучал в дверь каюты. Пение прекратилось, щелкнула задвижка.

– Ну, что же вы остановились на пороге, – встретила его Варенька. – Закрывайте дверь. Через люк дует… Вы, наверное, прямо с мостика?

Она стояла посреди каюты в розовой шелковой блузке с короткими рукавами, на ногах у нее были стоптанные домашние шлепанцы. Артем впервые видел ее не в форме, и это немного смутило его.

А Варенька, словно не замечая его смущения, раскрывала клинкеты полок, показывая свое хозяйство:

– Вот здесь у меня хирургические инструменты. Видите? Я их нарочно сложила так, чтобы они не рассыпались во время качки. А вот сюда я поставила самое необходимое, – медикаменты всегда под рукой. Приготовила тетрадь для записи больных, но она так и лежит чистая – никто не приходит…

Лейтенант слушал девушку, с любопытством осматривая каюту, точно видел ее впервые. Эта розовая блузка и эти шлепанцы неожиданно заставили его приглядеться внимательнее ко всему, что окружало лейтенанта медицинской службы Китежеву.

Артем заметил, что каюта девушки не похожа на другие: в ней много такого, что всегда отличает женское жилье от мужского. Казалось, Варя не просто готовила для себя угол, а заботливо свивала его, как птица гнездышко. Кружевное покрывало на койке, зеркало в круглой раме над умывальником, загнанные штормом в угол каюты туфли на высоких каблуках – все это выглядело странно среди железных бортов, трубопроводов, иллюминаторов, заклепок.

Артем понял: он не может заходить в эту каюту так же свободно, как заходит в каюту механика, штурмана и командира. Здесь живет не просто офицер, а еще и женщина; и лейтенант снова изумился тому, что как-то совсем не помнил об этом раньше.

Почему-то показался неудобным и этот ночной приход, и то, что он здесь сидит в неурочное время. Артем встал, подошел к двери: