Океан. Выпуск 8 - [4]

Какая жара! Африка! Неужели утром было прохладно? Ну и солнце… Мне кажется, что лучи стальными штырями пробивают мою легкую кепчонку и впиваются в череп, мозг. Сейчас он расплавится, разжижится и потечет из ушей, рта. Гонят они траулер, гонят! Ага, остался последний ящик. Значит, двадцать миль яруса выметано, осталось еще пять. К обеду закончим. Вот только бы выдержать до обеда, выстоять! У других-то работа попроще: поплавок крепят к хребтине через двадцать поводцов, вешку — еще реже. Поводцы к хребтине крепят четверо. Вот что: и на крючки надо ставить не одного, а двоих. Надежнее и быстрее будет. И вообще, всех матросов обучить всем специальностям для работы на ярусе.

За борт летит концевая вешка. Все!

На палубе, возле полубака, хлещет тугая струя душа. Мы топчемся под ним, толкаемся, хохочем. Кок тащит громадный чайник, полный прохладного изюмного кваса. Я так устал, что от кружки кваса хмелею, как от браги. Сидим на палубе под тентом, курим, глядим в океан. Спина и шея уже не болят, а лишь слегка ноют. Ничего, пять-шесть ярусов поставим — пообвыкнем и не будем замечать этих нагрузок. Лишь бы рука не разболелась. Зыбь раскачивает траулер. Ровной чередой уходят за горизонт вешки яруса. Мучительно хочется спать. Сейчас мы пообедаем и действительно часа два поспим. Я уже забронировал себе местечко под спасательной шлюпкой. А потом начнем выборку яруса.

Начали…

— Отгоняй акулу, отгоняй! Куда ты! Кыш!

— Вот еще одна! Глядите, глядите! Тунца харчит.

— Спина сейчас лопнет. Коля, не удержу.

Бросаюсь к портлазу, вырезу в фальшборте, и хватаюсь за скользкое древко багра. Рядом пыхтит, топчется, тянет багор из воды мой сонливый приятель Вовка Нагаев. А внизу, в полутора метрах от наших ног, кипит вода и на багре бьется сине-серебристый тунец весом килограммов на сорок. И акулы! Серые, стремительные тела мелькают в воде. Вот одна из рыбин бросается к тунцу, рывок и… тащить становится легче.

Выдергиваем тунца из воды, он тяжко падает на палубу. Скользя по ней раскисшими от воды сандалетами, мы отступаем, смотрим на тунца. Но это уже не рыба. Половина! Мощные челюсти, как бритвой, отсекли хвост тунца по анальный плавник.

Гудит машина ярусоподъемника. Возле борта судна пляшут вешки и поплавки. Все идет в обратном порядке: судно медленно движется вдоль яруса, машина выволакивает хребтину, а с ней и всю оснастку. Отсоединяем вешки, поплавки, складываем их в сторонке, отцепляем поводцы и, скрутив их, укладываем в ящики, а если попалась рыба — спешим к портлазу с баграми.

Акулы. Сколько же тут их? Почуяли живность, сплылись отовсюду. Вначале их было три, потом стало с десяток, а теперь возле борта траулера кружат, снуют, то уходят в глубину, то всплывают к самой поверхности десятки огромных рыбин. Тут и похожие на короткие, толстые бревна тупорылые акулы-быки; подвижные, стремительные черноперые акулы. У них светлая окраска и черные кончики брюшных плавников. Чуть в отдалении кружат длинные, веретенообразные голубые акулы и группками, по три-четыре, носятся верткие, стремительные и кровожадные акулы-собаки.

Пир горой. Акулы пожирают наш улов. То и дело мы выдергиваем из воды лишь одну — еще живую — тунцовую голову или обглоданный скелет парусника. Акулы разрывают рыб на наших глазах. И сами попадаются на крючки. Обрезали один поводец, другой: акулу из воды выволочь на палубу трудно. Обрезали третий поводец, и боцман разорался: мол, так мы вообще без яруса останемся. Впереди пять месяцев работы, и если на каждом ярусе терять по пять-шесть поводцов… «Выволакивайте акул на палубу!»

До чего же они живучи, эти рыбины. Володя Нагаев прыгает возле одной из них, над головой хищницы занесена тяжеленная кувалда. Удар… Как по резиновой подушке. Акула взвивается свечой, лупит шершавым, как терка, хвостом по ящикам, фальшборту.

— Тунец! — хрипит багровый от духоты боцман. — Колька, банан зеленый… Подхватывай багром, подхватывай.

Подхватишь тут! Прыгаю через акулу. Кося безумным кошачьим глазом, акула извивается, резко и гибко взмахивает хвостом. Ух! Попала бы по ногам — считай, что всю оставшуюся жизнь на костылях скакать будешь.

— Отволакивайте ее к полубаку, — командует Михайлыч и, выхватив у Вовки поводец, толкает его: — Иди помоги взять тунца!

Сам тащит акулу по палубе к полубаку. Там он крепит поводец к железной утке. Акула изгибается, грызет стальную проволоку поводца, а боцман, утирая на ходу лицо ладонями, спешит помочь нам.

Тяжелый день. Когда же он пойдет на убыль? Работаем молча, уже нет сил на выкрики, разговоры. Лишь плеск воды, суматошные вопли чаек, шлепанье сандалий, тяжкие удары падающих на палубу рыбьих тел. И всхлипы задыхающихся, гибнущих на воздухе тунцов, бешеные всплески попавшихся на крючки акул да тихие, яростные охи и ахи матросов.

Вот и конец ярусу. Вместе с Володей мы выволакиваем концевую вешку на палубу, укладываем ее вдоль фальшборта. Володька, криво усмехаясь, смотрит на меня, стягивает с рук липкие перчатки, бросает их на палубу и сам опускается в розовую лужицу. Кок спешит с изюмным квасом, сует нам кружки. Кто-то из штурманов раскуривает сигарету и пускает ее по кругу. Капитан с деловым видом пинает ногой тунцовые туши, хмурится, улыбается, хлопает нас ладонью по мокрым спинам.