Океан. Выпуск 6 - [47]

Но, как говорится, каждому свое! В самом деле: скоростные суда проскакивают море, не замечая его особенностей. Им некогда. Иное дело — рыбак! Словно в награду за утомительный продолжительный труд море раскрывает перед ним свои тайны.

Нелегки рыбацкие будни. В дни авралов, когда работа идет «по-черному», моряк не знает отдыха, плечи наливаются свинцом. А выдается короткая передышка — матрос присядет к столу, наспех черкнет текст радиограммы матери, другу, любимой, и слова-то все какие ложатся на бумагу — неподдельные, полные искреннего, нежного чувства. За грубоватой внешностью у моряка бьется горячее сердце. Оно может радоваться и грустить, выдерживать нелегкий рабочий ритм и жадно вбирать в себя красоту окружающего мира.

Мы возвращаемся домой. Каждое утро наш боцман надевает защитные очки и, вооружившись электрощеткой, принимается шоркать палубу. Ржавчина летит столбом, в металлической крошке играет радуга. Щетка с протяжным стоном вгрызается в брашпиль, в планширы, отдирая с них рыжую шелуху. Отшкрябанный до блеска «пятачок» боцман покрывает суриком, грунтует, мажет белилами. Затем из шланга скатывает морской водой, и только после всей этой процедуры приступает к главному — к покраске корабля. Судно под его руками превращается в своеобразный холст, а сам боцман — в заправского художника. Уверенными мазками лепит картину. «Волопас» постепенно приобретает чистые, свежие тона, как новенький сверкает в океане.

В солнечные дни у боцмана с лихвой хватает добровольных помощников. Особенно из числа парней машинной команды. Поскидав замасленные комбинезоны, оставшись в одних трусах, они хватаются за шланги, кисти, скребки, драют судно, подставив бледные сероватые спины солнечным живительным лучам. Плечи моряков покрываются бронзой, наливаются силой и здоровьем.

Как-то вечером, когда первые тени легли на воду, я направился к себе в каюту. Меня задержал капитан. Я остался. И нисколько об этом не пожалел. Солнце, которое только что зашло за линию горизонта, вопреки всем законам, снова начало подниматься над ним в той же точке, где минуту назад опустилось. Раскаленный шар с трудом отрывался от поверхности океана, будто отлипал от воды, затем резко подпрыгнул над морской поверхностью. Снова потеплело небо, на золотых лучах лежали облака: они были похожи на расстеленные ковры с густым фиолетовым ворсом. Нелегко было смириться с происходящим, я не мог понять, что же происходит с солнцем, какая сила вытолкнула его из-под воды, заставила повернуть вспять?! Все тело между тем охватила странная тяжесть, подобно той, какую испытывает человек, взбирающийся на гору. Я смотрю на капитана. Он остается спокоен. На его лице сейчас нет того напряжения и жесткости, которые оставались на протяжении всего рабочего рейса. Морщины сделались мягче, потеряли резкость черты лица.

— Проделки цунами! — сказал капитан. И пояснил: — Получена радиограмма, что в Тихом океане произошло землетрясение. Рожденная им гигантская волна докатилась и до Атлантического океана.

Скорость такой волны фантастична. Взгорбленной грядой мчится она в толщах океана и, достигнув побережья, с необычайной силой обрушивается на города и села, затопляет большие участки суши, приносит огромные разрушения. Здесь же, в открытом пространстве, цунами почти не замечаешь. Волну обнаруживаешь лишь по небесным светилам, которые совершают немыслимые движения, да по тяжести, наливающей тело, когда судно взбирается на вершину волны и затем «скатывается» с нее.

* * *

В последний раз прохожу по рабочим палубам «Волопаса». Я привык к нему, он был не только рабочим местом, но и домом. Его борта защищали от разыгравшихся волн, прятали от ветра, плавно несли над бездонной глубиной. Сознание этого роднит нас, человека и корабль. Поэтому хочется что-то сделать для него, подмести, к примеру, палубу или протереть ветошью иллюминатор. Вообще, хочется сделать что-то такое, чтобы рыбак почувствовал твою ласку, доброе отношение к себе.

С почтением поднимаюсь по трапам, замечаю раны, полученные «Волопасом» в штормах и ураганах, уважаю его за то, что осилил рыбак все невзгоды. Особенно же дорог «Волопас» потому, что раскрыл передо мной неповторимый мир красоты, имя которому — океан!

А. Марков ОКЕАН

Он вечно молод потому,

Что вечно он в тревогах,

И нет покоя никому

На голубых дорогах.

А успокойся океан,

Не мучайся в заботах, —

Над ним бы задремал туман,

Как на гнилых болотах.

Э. Улдукис ВОСЬМОЙ МАТРОС «ДИВОНИСА» Повесть

БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИЙ

Пропал Винце в первый день весенних каникул. Сразу после обеда. Ушел на тренировку и как в воду канул. Когда дедушка Доминикас спохватился внука, его уже и след простыл.

Винце — не какой-то там просто Винце, а Винцентас Юргутис: восходящая спортивная звезда и не последний ученик седьмого «В». Правда, он не отличник, но если постарается, то даже Балтрамеюса Всезнайку заткнет за пояс.

Одноклассник Винце Балтрамеюс даже сложнейшие задачи из десятого класса щелкает как орехи. Потому и прозвали его Всезнайкой. Вообще-то фамилия Балтрамеюса не звучит — Жаситис[21], но весь седьмой «В» и даже некоторые десятиклассники величают его Всезнайкой. И Балтрамеюс на это не обижается. Он даже гордится прозвищем и мечтает, достигнув вершин математических наук, пристегнуть его к своей настоящей фамилии. Прислушайтесь: доктор математических наук, профессор Балтрамеюс Жаситис-Висажитис