Океан. Выпуск 6 - [19]

— Илья Кравцов, наверное? — сказал Павлик.

— А откуда вам это известно? — спросил Ошиток, с изумлением уставясь на краснофлотца.

— Отчего же не знать. У меня и ключ от его карцера. — Павлик кивнул на сложенную форму. — Он опоздал из увольнения, получил взыскание.

— Странно, что я не в курсе, — пробормотал фельдшер.

Павлик не сдержал улыбки. Ошиток, несомненно, обладал совершенно исключительной способностью узнавать последним обо всех событиях, происходивших вокруг него на судне, словно жил он в особом мире, отделенном от остальных непроницаемой перегородкой. Может быть, причиной была застенчивость этого пятидесятилетнего холостяка, единственного человека команды, не занятого вахтами и регулярными работами. Он тайно страдал от вынужденного безделья, но сейчас, когда на пароходе появился раненый, вдруг ожил и весь наполнился значимостью своей профессии.

— Странно, — пробормотал он себе под нос, все еще покачиваясь на пружинах. — Плач мужчины — это уже психологический срыв. Синдром неврастении, если хотите. Что же такого он сделал? Опоздал из увольнения, и все?

— Дисциплина есть дисциплина.

— Я понимаю, конечно… Но проступок отягчается последствиями, а уж коли на этот раз обошлось, то к чему такие репрессии?

— А если бы он дезертировал? — напряженным голосом сказал Павлик.

— Ну, зачем, зачем такие крайности!

— Не правда, что ли? Спросите у Гаврилы Гвоздева. Он рассказывал: командир крикнет «В атаку!», а у такого «плаксы» заболел живот. Вы еще его узнаете! — Павлик резко шевельнул плечом и застонал.

Фельдшер вскочил с койки.

— Все, все… Успокойтесь, молодой человек! Вот так, так… Эх, дети, дети, как у вас все резко!

* * *

Петр Васильевич Понуренко никак не мог заснуть. Он так удобно расклинился в койке — коленями в бортик, спиной в переборку, что никакая качка не сдвинет. В прошлую ночь он видел такой сон! Белые, голубые алданские сопки, и он, Петька, несется на лыжах туда, где чернеет драга. Около драги поселок и деревянный барак возле школы, и сейчас, наверное, в окне покажется мама, она проверяет тетради.

Увидеть бы опять Алдан и Второй Орочон, и драгу, где работает отец. И Томку Смазнову. Надо же, черт возьми, столько перевидел с тех пор красивых мест, а тянет на Алдан, где зима тринадцать месяцев в году, где нет даже настоящего леса, один стланик. Ага, кажется, засыпаю.

Он и вправду почти заснул, как вдруг мощный толчок потряс весь пароход. Раздался глухой взрыв, затряслась каюта, сорвалась с шурупов на переборке аварийная лампа, палуба под ногами поднялась и разом стала оседать.

«Что случилось?» Петр Васильевич выскочил в коридор. И здесь все стало реальным. По коридору, инстинктивно прикрываясь полотенцем, бежала обнаженная Аня.

— Судно тонет! — Одним прыжком преодолев несколько ступенек, Петр Васильевич выскочил по трапу на шлюпочную палубу.

Взрыв застал Аню в душевой. Она уже сняла платье и повернула вентиль, открывающий воду. Судно тряхнуло, и Аня едва удержалась, схватившись за горячий трубопровод. Палуба так стремительно пошла вниз, что ни сомневаться, ни раздумывать над смыслом случившегося было уже некогда, девушка выскочила в коридор. Около кают-компании она столкнулась с Понуренко, следом бежал капитан Селиванов с широким ножом в руке.

— Что делать, Михаил Кириллович? — крикнула Аня.

Капитан остановился, по лицу его скользнула мгновенная улыбка. Он быстро снял с себя меховую куртку и на ходу подал Ане.

— Быстрее к шлюпкам!

Накинув канадку, она бросилась было на шлюпочную палубу, но остановилась, пронзенная мыслью: «А Павлик?!» Госпитальная каюта была на корме — Аня побежала туда. Навстречу ей по коридору несся огненный факел.

— Наташа! — узнала подругу Аня.

Платье и волосы Наташи пылали, она бежала, ничего не видя. Аня схватила подругу за руку, и тут же девушки упали, покатились, не устояв на вздыбившейся палубе. Ане удалось встать. Она подхватила отбивавшуюся Наташу и вытолкала ее из коридора на кормовую палубу. Задрав нос и заваливаясь на правый борт, «Зея» погружалась в серые воды океана.

* * *

В полутора кабельтовых от «Зеи» всплыла среди волн серая рубка подводной лодки. Открылся верхний рубочный люк, коренастый человек в черной куртке и вязаной шапочке несколько минут бесстрастно наблюдал за тонущим судном. Он не задавал себе вопроса, правильно ли поступил, напав на судно, принадлежащее стране, с которой его страна не вела боевых действий. Не думал он и о десятках людей, обреченных им на мучительную гибель. Он просто выполнил приказ, а неуклонное выполнение приказа всегда считалось в его среде главной добродетелью военного.

Получив радиограмму с приказом уничтожить неприятельское судно, он взял курс в квадрат, указанный вернувшимся на авианосец легким бомбардировщиком. Русский пароход командир увидел вечером, в сумерках, и сразу узнал его по большому государственному флагу, нарисованному во весь борт судна. Хладнокровно выйдя на дистанцию залпа, он отдал команду. Тотчас же тяжелая стальная сигара выскользнула из тесного туннеля торпедного аппарата и, легко пронзая холодную толщу воды, помчалась вперед, в темноту. Два блестящих винта бешено вращались в корме торпеды, разгоняя ее все быстрее и быстрее; хитроумно устроенные рули точно держали рассчитанный курс, и торпеда не сбилась с него, даже когда приблизилась к изрытой волнами поверхности океана. Держась все время на заданной глубине, торпеда неслась к цели, похожая на безглазую акулу, одержимую единственным инстинктом — убивать.