Океан Бурь. Книга вторая - [46]

С большим удовольствием снимался Васька в этих корабельных эпизодах, хотя надо сказать, что снимались они не на корабле, а в студии, где была построена самая настоящая капитанская каюта. Зрители будут уверены, что дело происходит на корабле, который, поскрипывая и величественно раскачиваясь, на всех парусах несется по океану, и ветер свистит в снастях, и пенистая волна бьет в толстые стекла иллюминаторов.

Да и Васька тоже нисколько не сомневался в этом, когда со своим старшим братом входил в капитанскую каюту. Они плыли на Остров Нетопырей выручать красавицу Мальву.

Приветствуя своих пассажиров, капитан Куда-Ветер-Дует поднялся с кресла, привинченного к полу. Великолепный это был капитан, сразу видно, какой он неустрашимый и мужественный. Такому не страшны никакие штормы и бури. Зеленый его камзол потерт, потускнели золотые галуны, кружевные манжеты пожелтели от морской воды. За красным поясом пистолеты и подзорная труба. Клеенчатая плоская морская шляпа лежит на столе, заваленном картами и свитками рукописей.

— Остров Нетопырей… — говорит он, и обветренное его лицо темнеет. — Да, должен вам сказать, это не луч шее место на всех побережьях, где мне приходилось бывать. Нет, далеко не лучшее. Я даже добавлю: приятнее десяток штормов, чем одна такая стоянка, как у причала Серого города. А было время, когда остров славился, как самый веселый, порт — самый гостеприимный, а островитяне — самые приветливые, какие только встречаются на морских путях. Да, было такое славное время, пока нетопыри, или, как они сами называют себя, хмурые, не захватили острова.

И в доказательство своих слов он показал старинные морские карты, где Остров Нетопырей еще назывался Островом Доброго Сердца, а его столица — Городом Радости.

Так они беседовали до тех пор, пока не пришел юнга, мальчишка, у которого еще даже не начинали расти усы, и хриплым петушиным голоском доложил, что наступает час капитанской вахты.

Проводив пассажиров до дверей их каюты, капитан пожелал доброй ночи и заверил:

— Как бы вам ни пришлось лихо, мы не покинем вас. Мы будем держать на прицеле этот проклятый остров. Вы только дайте знак — и мы войдем в бухту, чем бы это нам ни грозило.

— Какой знак?

— Три костра. Три дыма один за другим, и мы явимся на выручку.

ПОГОНЯ

Сегодня снимали эпизод, который в сценарии назывался «Погоня». Считался он одним из сложных, потому что в нем участвовали не только взрослые, но и мальчишки, те самые, которым так и не удалось сделаться рыжими. Теперь их волосы постепенно принимали свою первоначальную природную окраску. Были тут черные, русые, блондины — веселая, озорная орава, с которой кое-как могла управиться только одна Филимон. Она была беспощадна и, как заправский мальчишеский атаман, не скупилась на подзатыльники.

Но и она признавалась, что без Васьки ей было бы трудно.

Мальчишек одели в живописные костюмы из заплатанной мешковины или из рваного козьего меха, испачкали им щеки и носы серым и коричневым гримом. Мальчишки из нищенских предместий Серого города, веселые и никогда не унывающие босяки, еще не разучившиеся смеяться, как их угнетенные нетопырями отцы и матери.

Не только в фильме, но и на самом деле мальчишки сразу признали Ваську своим вожаком. И даже матери мальчишек, со стороны наблюдавшие за репетициями, не могли не признать, что Васька — «такой способный, уж до того способный, просто ужас, что такое».

С ними не соглашалась только одна усатая толстуха.

— Мой Мотя, вы только подумайте, мой Мотя им не улыбнулся. Им этот рыжий улыбнулся. Брат? Знаем мы этих братьев. Не брат, а блат. Много они будут иметь с этого рыжего?..

Она то и дело подзывала к себе своего черноглазого Мотю и все что-то пыталась поправить в его костюме и стереть живописную грязь с его щек.

— Мамаша, оставьте вашего сына в покое, или мы его совсем отстраним, — налетала на усатую взъерошенная Филимон.

— Девушка, — страстно шептала усатая, призывно взмахивая своей толстой сумочкой. — Девушка, сделайте из него крупный план, и все для вас будет хорошо.

Не слушая ее, Филимон хватала Мотю и заталкивала его в непоседливую мальчишескую ораву, а уж там за него принимался Васька. Восстанавливая «грязь» на Мотиных пухлых щеках, он говорил:

— Вот еще раз подойди к мамке, я тебе так дам, не зарадуешься…

— Босяцкий фильм! — негодовала усатая. — Тоже мне кино… Наши мальчики! Это же бандиты… Вот уже началось. О господи!..

По булыжной мостовой неторопливо шагают два нетопыря из Злобной стражи, один высокий и тощий, другой большой и толстый.

Темнеют двери и витрины бедных лавчонок.

И вдруг все приходит в движение. Приближается стук и звон подков о булыжную мостовую. Все бросают работу. Купцы выходят из лавок; прохожие, не успевшие спрятаться, прижимаются к домам, и все до одного встают на колени.

— Королева!.. Королева!..

По улице скачет белая лошадка. На плоском седле, совсем как цирковая наездница, стоит очень молодая, красивая девушка в балетной юбочке. Маленькая корона прикреплена к ее развевающимся волосам. Лицо злое и надменное.

За королевой скачет свита — белые нетопыри, личная королевская стража.