Океан Бурь. Книга вторая - [14]

— Пусти, гад… — прохрипел Васька.

— Ну да, — тоже прохрипел человек, явно торжествуя свою победу. Каскетка свалилась с его головы.

А Васька боролся изо всех мальчишеских сил. Он лежал на спине, и враг, склонившись над ним, скалил зубы, радовался своей победе. Но тут Васька изловчился, подтянул ногу к груди и сильно ударил в это торжествующее лицо. Резиновая подошва смягчила удар, но все равно человеку здорово досталось. Охнув, он повалился на землю. Ловко вывернувшись, Васька вскочил на ноги и отбежал к ближайшему домику.

На своем горьком опыте он знал, что такая легкая победа еще ничего не значит и, если хочешь остаться целым, надо бежать и как можно дальше. Он задержался только на одну секунду, чтобы взглянуть на поверженного врага и торжествующе крикнуть:

— Ну что? Еще добавить?..

Сидя на земле, человек ощупывал челюсть.

— Ничего. Погоди, я до тебя еще доберусь, — проговорил он с таким торжеством, словно уже снова схватил Ваську.

— Как же…

— Я с тебя шкуру спущу.

Такие угрозы Васька уже слыхал, и не раз. Не очень-то он их боялся. Припомнив Володину фамильную поговорку, он выкрикнул:

— Я — сучок дубовый, от меня и топор отскакивает!..

— Как это? Как ты это сказал?

Васька повторил. Человек поднял руку:

— Постой, не убегай! Это же здорово! «Я — сучок дубовый…» Из этого можно сделать вещь!..

— А я и не убегаю, — сказал Васька с некоторым даже бахвальством.

Но только он успел это проговорить, как почти у самого уха услыхал негромкий отчетливый стрекот. Он живо обернулся. Из палисадника, у которого он стоял, раздвинув пыльные стебли ненастоящей крапивы, уставился прямо в его лицо черный глазок киноаппарата. Васька обомлел на одно только мгновение и отскочил в сторону. И тут же увидел он другой аппарат, нацеленный на него с противоположной стороны улицы. Обложили со всех сторон. Васька сообразил, что он влип и на этот раз никуда ему не деться. Все, что он делал, что вытворял, все заснято. Как только все это увидит всемогущий Грак, так и наступит для Васьки конец. Теперь уже не думая больше о бегстве, он оглядывался, ошеломленный событиями, развернувшимися за последние минуты, а тот человек, притворившийся обезьяной, проворно вскочил на ноги и зычным голосом крикнул:

— Все свободны!

И сейчас же из-за домов, из палисадников и еще из всяких укрытий начали показываться люди с киноаппаратами и какими-то фонарями. Или это Ваське с перепуга показалось, будто их такое множество? Он стоял у палисадника взъерошенный, злой, решительный. Он еще не знал, что сделает, какую штуку выкинет, но только отступать ему теперь некуда. Теперь надо добраться до самого Грака.

Подбежала Филимон.

— Молодец! — шепнула она. — Все правильно сделал.

— Где Петушков? — спросил Васька в отчаянии.

— Ты что, испугался?

Васька не успел ответить, подошел Петушков и тоже похвалил:

— Хорошо сделал, братишка.

А похожий на обезьяну человек скалил зубы — не то улыбаясь, не то угрожая.

— Продолжим пробу? — весело спросил у него Петушков.

— Мне хватит, — ответил человек, потирая челюсть. — Я уже попробовал. А тебе спасибо — привел бандита…

Он засмеялся, и все кругом засмеялись. Васька немного ободрился, захлюпал носом, завздыхал.

Кто-то поднял соломенную каскетку и проговорил:

— Ваша шапочка, товарищ Грак.

Потухло солнце, темная волна накрыла Ваську и бросила в черную пучину. Грак! Это он так самого Грака?! Ну, теперь не зевай, Васька! Теперь работай!..

Он упал на колени.

— Дяденька Грак, не прогоняйте меня! Бейте меня чем ни попало, только не гоните!.. — завопил он настойчиво и ожесточенно, и злые слезы потекли по его щекам, затопляя золотые веснушки.

— Артист! — захохотал Грак и схватил Ваську за рыжие лохмы, заставил подняться. — Глядите, какой бандит! Он еще похлеще тебя будет!.. — ликующе сказал он Петушкову. — Ты за ним поглядывай…

— Да я… — выкрикнул Васька и совсем неожиданно для самого себя заплакал. Размазывая слезы и задыхаясь от переполнивших его чувств, он продолжал выкрикивать: — Дяденька, я чего хочешь! Я вам, чего надо, представлю… — И тут же засмеялся, оттого что вдруг понял, что его приняли, что кончились все его мучения и никто теперь его не ловит, не гонит. Смеясь и растирая слезы, он продолжал: — Представлю, чего надо. Хоть бандита, хоть ангела-архангела…

— Артист, — все так же веселясь, повторил Грак. — Ну, а тебе спасибо за этого рыжего, — сказал он Петушкову.

— Я же сказал тебе — парень настоящий. Сразу понял, что от него требуется! Мгновенная реакция, легкая возбудимость. Мы с ним еще…

Но тут вмешалась Филимон:

— Да он же еще ребенок. Вы оба забыли это? Реакция… Вон как он зашелся и сейчас все еще дрожит. — Она обняла Васькины вздрагивающие плечи и утерла ему лицо душистым платком. — Беги, Вася, вон в тот домик и постарайся заснуть…

Она показала на дощатое строение, в котором провел Васька свою первую ночь… Всхлипнув напоследок еще раз, он ответил:

— Да я и не устал вовсе…

— Иди, иди… — совсем уж повелительно повторила Филимон и легонько ударила по Васькиному затылку.

Он пошел, вспомнив, что с Филимоном спорить не полагается.

В дощатом сторожевском домике никого не было. Еще сильнее, чем утром, пахло смолой и морем. В распахнутую дверь врывался соленый ветер.