Окаянный император. Роковое путешествие - [35]

— Ну-с, Николай, чем хочешь теперь заниматься? — спросил отец после того, как сигарета была докурена, а мать и сестры, пожелав спокойной ночи, удалились.

— Мне хотелось бы уделить силы борьбе с неурожаем, отец, — я был готов к этому разговору, поэтому вопрос императора не застал врасплох.

— С голодом? — удивился он. — Но почему? На это есть губернаторы и Комитет министров.

— Прости, государь, я буду откровенен… Проехав по империи, я увидел, как живут в глубинке. Везде по-разному. На Дальнем Востоке и в Сибири свободно. Там много леса, зверья и рыбы, а вот людей мало. В центральных губерниях наоборот. И голодовки вызваны не столько неурожаем, сколько перенаселением и бедностью, которая из этого проистекает. Бороться нужно не столько с последствиями, сколь с причинами, путем переселения землепашцев за Урал и далее. Проект этот большой, но эффект от него, пожалуй, превысит даже смелые ожидания.

В комнате повисла тишина. Только через открытое окно был слышен стрекот сверчков.

— Ты не перестаешь удивлять меня сегодня, — наконец проговорил император, внимательно глядя мне прямо в глаза. — Как будто из путешествия вернулся другой человек…

Меня бросило в жар, а внизу живота появился неприятный комок. Не знаю как, но мне все-таки удалось сохранить самообладание и не отвести взгляд. Вдруг Александр улыбнулся.

— И я очень рад этому факту. Повторюсь, поездка пошла тебе на пользу. Из Петербурга уезжал гуляка-офицер, а вернулся мудрец не по годам.

Я мысленно выдохнул: «Штирлиц еще никогда не был так близко к провалу».

— Поступим мы так, — продолжил император. — Вопрос этот вынесем на заседание Комитета министров. Оно пройдет в следующий четверг. Готовься к выступлению. Вопрос этот непростой, его надобно обсудить.

Неожиданно отец встал и подошел к буфету. В нем громоздились разнокалиберные бутылки. Он налил две рюмки водки. Увидев это, я тоже поднялся и приблизился.

— За процветание Отечества нашего! За Россию! — произнес тост император.

— За Россию! — эхом повторил я.

Пожелав спокойной ночи, отец ушел спать. Я же решил постоять у окна, привести в порядок мысли. Что мы имеем в сухом остатке? Похоже, внедрение прошло успешно. Сегодня я выдержал последнюю и, наверное, наиболее сложную проверку. И как сын, и как царевич. Это не может не радовать. Да и в моем сознании программист Николай Романов становился все более и более призрачной фигурой, ему на смену приходил наследник российского трона Николай Романов. Я больше не пытался застилать постель, искать утюг и гладильную доску, думать о том, что и где буду есть, как добираться в нужное место. Бытовые вопросы как бы испарились. А самое необычное ощущение возникало от того, что мне не требовались наличные. Мне не на что было их тратить. Все желаемое я получал просто захотев этого. Наслаждаться жизнью мешало только знание того, чем все это закончится.

Впрочем, хватит философствовать. Пора и баиньки. Зевнув от души, направился в спальню. А далее случилось вполне предсказуемое, но все равно неприятное. Я заблудился.

Екатерининский дворец в ночи казался чем-то фантастическим. Пламя трех свечей с трудом пробивало мрак коридоров. Проплутав по лестницам и переходам, оказался в парадной части комплекса. Пространство раздвинулось, потолки ушли вверх. Появилась позолота. Дрожащий свет выхватывал статуи пухлых амуров, им на смену выплывали лица с картин и барельефы двуглавых орлов. Ощущение нереальности добавляла тишина. Я слышал только скрип паркета и свое дыхание. Звуковой фон века XIX вообще был совсем иным. Здесь не шумели двигатели внутреннего сгорания многочисленных автомобилей и не было крякающих сигнализаций. Не доносилась музыка, и не гудели самолеты. В зданиях не крутились моторы лифтов и вентиляторы бытовой техники. Во дворце это усугублялось малым количеством людей. Александр III, как восторженно писали газеты, упростил придворный этикет и сократил число слуг. К тому же императорская чета предпочитала жить в Гатчине, Царское село отошло на вторые роли.

Внезапно передо мной открылся гигантский зал. По обеим сторонам его в два ряда шли огромные окна. Золото закрывало все свободное пространство. Ба! Да это же тронный! — пронеслась у меня в голове. Я был здесь на экскурсии. При лунном освещении он приобрел совершенно другой вид. Украшения не выглядели аляповато. Лица ангелов и героев сделались строгими. Они как будто смотрели на меня. Пытаясь спрятаться от этих взглядов, я закружил по залу. Величие страны материализовалось, его можно было потрогать руками. Отблески свечей создавали причудливые блики. Боковое зрение принимало их за движение человеческих фигур. Воображение дорисовывало танцующие пары. Дам в пышных платьях и кавалеров в напудренных париках. Вдоль стен прохаживались государственные мужи и, тихо переговариваясь, вершили большую политику, не забывая про собственный карман. Тысячи крестьянских и солдатских жизней были в этой игре мелкой разменной монетой. Их, не задумываясь, дарили, покупали и отправляли на убой.

Во главе зала на блистающем троне сидела императрица. Она благосклонно взирала на танцы и, чуть кивая головой, слушала верзилу в богатом мундире. Екатерина II и Потемкин. Небожители, боги. Их мало интересовало, что происходит там, за окнами. Взобравшись на Олимп, они думали лишь о себе. Все остальное было вторично. А там, на бескрайних просторах жила империя. Рождались и умирали от непосильного труда крепостные крестьяне и рабочие на казенных заводах. Набивали златом и серебром подвалы монастырей священники. Прожигали свои дни помещики. И так было из года в год, из века в век. Пока однажды чаша не переполнилась и волна не смыла миллионы жизней, правителей, саму империю. После этого все вернулось на круги своя. Только правители переехали из Зимнего в Кремль.