Окаянный груз - [39]

Оставшиеся четверо стерегли коней. Очень может быть, что отступать придется быстро. Да что там душой кривить – попросту удирать.

Отправившегося в разведку ждали сейчас на опушке леса, рассматривая черный силуэт замка.

– Дык, чой-то долго, – задумчиво проговорил Грай. – Похоже, так и рассветет.

– Дрын мне в коленку, нашелся умник, – не сдержался Хватан. – Как будто без тебя!..

– Й-й-я что сказал! – насупился пан Войцек.

– Да я чо? Я ничо… – Хватан даже руками замахал, словно сбрасывая с себя вину за нарушение приказа сотника.

– Во-о-о-от и молчи.

Грай насторожился:

– Идет, похоже, кто?

Прислушался. Кивнул:

– Точно. Идет.

Пан Бутля невзначай коснулся ладонью эфеса. Повинуясь резкому шепоту Хмыза, Даник и Самося подняли арбалеты.

Тоненький крик самца серой неясыти долетел из кустов.

Меченый едва не вздохнул облегченно – условный сигнал.

– О-отставить. Свои.

Вслед за криком совы показался и Гапей. Вихляющей походкой подошел к пану Войцеку:

– Дозвольте доложить?

– Д-давай, чего уж там.

– На воротах четверо. Может, еще в караулке смена. По стенам, кажись, не ходют.

– Кажись или не ходят? – нахмурился Войцек.

– Я долго глядел – не было никого.

– Добро. Дальше давай.

– В большой башне – свет. Наверху. В караулке у крыльца тоже охрана. Сколько – не знаю. Видел одного – отлить выходил. Он того… это…

– Чего – «того»?

– Грозинчанин. Из драгун. Шитье на жупане.

– Ясно… – протянул Меченый.

– Дело ясное, что дело темное, – шепотом, едва слышно, буркнул Хватан.

– Ух, я тебя! – сверкнул глазами сотник, но больше ругаться не стал – понимал: от волнения парень несет невесть что. Одно дело – по заданию берестянского полковника в Выгов ехать, а другое дело – нападать на фольварки местных шляхтичей. След вообще-то сюда привел, но полной уверенности, что Ендрека держат именно в этом замке, а не увезли, к примеру, дальше, у пана Шпары не было, да и быть не могло.

Бутля откашлялся. Его, в отличие от молодого порубежника, от волнения морозило.

– Ну что? Во имя Господа?

Пан Войцек сотворил знамение:

– Господь с нами, кто же на нас? Разделились, как раньше договаривались. Пошли потихоньку. Голов без нужды не рубить, а то знаю я вас, разбойники уховецкие.

Грай кивнул и пошел вперед, на ходу разматывая веревку с крюком на конце. Стены замка хоть и не слишком высокие, а запросто не перелезешь.

Даник и Самося направились следом за ним. Их задача – ждать под стеной и с арбалетами прикрыть отступление.

Неуловимо для стороннего глаза бойцы пана Войцека растворились в окружающей имение пана Адолика Шэраня тьме.

* * *

Ендрек осторожно покачал языком передний зуб. Резец шатался, но выпадать вроде не думал. Сволочи, врезали что надо. Верхняя губа, тоже принявшая удар драгунского кулака, напухла и сильно щипала. Сильно, но не сильнее, чем щемила душа. Получить кулаком по морде, а сапогами – под ребра. И от кого же? Убегая от малолужичан, нарвался на своих, на сторонников князя Жигомонта, и первое, что схлопотал в награду, – тумаки.

Пойманного в лесу студиозуса никто и слушать не захотел о злоумышлениях уховецкого князя. Богато одетый шляхтич – не иначе князь – просто расхохотался ему в лицо. Второй, с лицом более добрым и мягким прищуром серых глаз, покивал в ответ на торопливую бессвязную речь. Покивал и брезгливо махнул рукой челядинцам – уберите, мол.

Ендрек попытался вырваться из сильных рук прислуги, да где там… Приложили пару раз по зубам – аж искры из глаз посыпались; когда упал – добавили по ребрам сапогами, а потом скрутили и бросили поперек седла.

В замке, который парень так и не сумел разглядеть, его поместили в крохотную каморку, едва ли больше собачьей конуры – два шага на два – и потолок не дает выпрямиться в полный рост, заперли дверь, прогрохотали коваными подошвами по коридору и… И все. Забыли. Словно и не спасали его от водяниц. Словно не били, срывая на навязчивом студиозусе невесть откуда взявшееся раздражение. Был человек, и нет человека.

Сколько времени Ендрек просидел в кромешной темноте, он не знал. Вернее, не мог понять. Может, полдня, а может, и несколько дней.

Сперва тьма и тишина казались невыносимыми. Как ни напрягай слух, как ни пучь глаза – ничего. Потом чувства обострились, будто сталь на оселке. Стали различимы шорохи – то ли мокрица по стене проползла, то ли вода сбегает по сырой кладке. Откуда-то издалека донеслись звонкие удары капель о натянутую шелковым платом поверхность воды.

Да и темнота стремительно теряла свою насыщенность, серела, рассеивалась.

Заметив в противоположном углу камеры едва различимый силуэт худой бабы с растрепанными волосами, Ендрек похолодел от страха. Что еще за шутки? Откуда? Почему здесь? Незнакомка медленно повернула к медикусу остроносое костистое лицо. Ее глаза светились бело-голубым призрачным сиянием. Ендрек вздрогнул и с трудом сдержал клацанье зубов.

Неужто сама Мара-Смерть по его душу заявилась?

Мара смотрела на обливающегося холодным потом парня долго. Нескончаемо долго. Ни одна черточка не дрогнула на ее лице. Будто не кожа это вовсе, а кованная из тонкого железа маска.

Когда Ендрек уже успел попрощаться с жизнью, Смерть покачала головой и произнесла сиплым высоким голосом: