Охвен. Аунуксиста - [6]

— Карай! — сказал Охвен. — Надо принести гуся.

Молодой пес, заглядывая в глаза, завилял хвостом, сел и даже чуть взвизгнул. До того он был готов услужить хозяину. Охвен указал на плавающего гуся рукой и приказал:

— Достань!

Карай с готовностью добежал до кромки воды и так же быстро вернулся обратно.

— В воду, в воду иди, — сказал Охвен и за ошейник потащил пса к ламбушке. Едва только лапы собаки дотронулись до влаги, он извернулся и вырвался. Отбежал на безопасное расстояние и снова завилял хвостом.

— Ну и глуп же ты, приятель! — вздохнул Охвен. — Смотри, как надо.

Он разулся и разделся. Вода была не холодная, а очень холодная. Крик ужаса невольно вырвался из груди, когда молодой охотник окунулся до шеи. Зубы застучали так, что было просто удивительно, что они до сих пор не вывалились изо рта. Поражаясь самому себе, Охвен поплыл к мертвому гусю, в тайне надеясь, что мертвецов не прибавится, а он согреется в движении. Но теплее не становилось.

— Карай! — прокричал он сиплым голосом. — Смотри, как надо.

Собака, весело виляя хвостом, прыгала и кувыркалась на берегу.

Охвен затолкал шею гуся себе в рот и поплыл по-собачьи обратно.

— Ыыыыыы, — добавил он. Пес пуще прежнего радовался на берегу.

Однако, спустя совсем короткий промежуток времени, Охвен понял, что, скорее всего, сейчас утонет: перья топорщились во рту, воздуха не хватало, ноги готовились скрутиться судорогой. Он решил, что Карай все уже понял, выплюнул птичью шею изо рта и задышал, с хриплым стоном втягивая воздух. Толкая лбом гуменника перед собой, он достиг наконец-то места, где можно было ощутить ногами дно. Схватив гуся за шею, он, призвав последние силы, бросил его на берег. Сам же опять погрузился с головой в ледяную купель. Левую ногу скрутила жестокая судорога, но теперь это уже было не страшно. Превозмогая боль, он кое-как выполз на сушу, перевернулся на спину и некоторое время разглядывал хмурые осенние тучи. Из них временами ветер вырывал первые снежинки.

Так лежать можно было бесконечно долго: через несколько мгновений холод отступит, глаза закроются, придет сон, остановится сердце, прекратится дыхание. Ничего себе — сходил на охоту!

Охвен рывком вскочил на ноги: сначала со стоном перевернулся на живот, потом подтянул к животу колени, потом, опираясь на руки, встал сам. Время от времени издавая воющие звуки, он начал махать руками и пролуприседать — это помогло. Зубы перестали ломать друг дружку, удалось даже, не сорвав нательную поясную веревку, одеться. Хорошо бы, конечно, костер развести, да обжигающего малинового настою хлопнуть пару кружек, но лучше потерпеть до дома.

Только теперь он вспомнил, что, вроде бы, сюда пришел не один. К тому же где-то здесь должен лежать честно добытый гусь. Ни собаки, ни птицы в зоне видимости не наблюдалось.

— Карай! Карай! — прокричал Охвен, но пес не отозвался. Может, в то время, как он там закалялся в водичке, пришли серьезные волки, надругались над собакой и унесли с собой дичь на ужин?

Пока он пытался рассмотреть следы насилия на берегу, откуда-то прибежал довольный Карай и тоже начал рассматривать землю, помогая хозяину.

— Вот ты где!

Карай обрадовался и походил на задних лапах. Морда у него была в крови и гусином пухе. Он был настолько счастлив, что Охвен, не сдержавшись, зарядил ему с ноги промеж глаз. Пес удивленно и испуганно взвизгнул, а потом со всех ног, поджав хвост, бросился в кусты, воя и стеная. Наверно, побежал гуся доедать.

Домой Охвен вернулся один. Но уже вечером, как ни в чем ни бывало, к нему в ноги бросился Карай, ожесточенно молотя по бокам хвостом. Испытывая некоторое чувство вины, Охвен вздохнул с облегчением: молодой еще пес — научится.

До Чупу-суо идти недалеко, но Охвен собрался затемно: встал на лыжи, взял длинную пику, крикнул пса. Тетерева, которые днем просиживают ветки на деревьях, были крайне осмотрительны — подобраться к ним на расстояние полета стрелы было трудно. Зато на ночь они по зимней своей традиции бросались с деревьев в глубокий снег, пробивая себе дыру почти до самой земли. Там до утра, в тепле и безопасности, смотрели свои тетеревиные сны. Но зачастую природа под весну выкидывала шутки: днем внезапным солнышком грела воздух, порождая веселую капель и длиннющие сосульки, а ночью исторгалась крепким морозцем. Людям — за радость. Птицам тоже. И даже тетеревам — скоро будет тепло, снег сойдет, еды будет вдоволь. Но, бросившись вечером в радостном воодушевлении на ночлег, тетерева испытывали некоторые сложности по утрам. Очень трудно было продавить намерзший за ночь наст и выбраться на белый свет. Тут-то они и вспоминали, как тяжело было спать: воздуха-то не хватало. Приходилось долбить клювом дыру на волю. А в это время рядом уже сидит обожравшийся тетеревятиной лис. Или чуткий охотник, готовый молниеносным выпадом ткнуть пикой прямо в сердце.

Погода стояла самая подходящая, Охвен не сомневался в успехе. Поэтому он, забравшись наверх по левому берегу Мегреги, размашисто и уверенно побежал к лесу, который окружал замерзшее болотце — Чупу-суо. Карай сделал несколько неуверенных попыток повернуть обратно, к дому, но Охвен прикрикнул на него, давая понять, что настало время для серьезных дел. Рассвет еще был неблизок, луна освещала все вокруг, словно был день. На душе было хорошо, покойно и радостно. Как тогда, когда переночевав в Андрусово, они двинулись домой.