Охранитель - [22]

— Угу. Он ее ублюдок.

— Сын? Незаконнорожденный? — присвистнул мэтр. — Становится всё интереснее и интереснее. От кого? Почему ты назвал мадам Матильду ведьмой?

— Она и есть ведьма. Очень сильная. Истинное обличье скрыто — никак не могу различить. Просто об этом никто не знает. Кроме меня.

— Неужто? Тогда почему я ничего не почувствовал? Рассказывай! Во всех подробностях!

Глава третья

В которой благородное общество развлекается, из Авиньона приходит письмо с недобрыми вестями, а нечистая сила торжествует и сама того не подозревая нарушает перемирие между королями Англии и Франции

Аррас — замок Бребьер.

2–4 марта 1348 года.

Quodlibet у архидиакона был в самом разгаре.

Отыграли свое лютнисты, настала очередь «живых картин», представляемых, — вот умора! — карлами. Недомерок ростом всего в полтора локтя изображает библейского Давида в золотистой тунике, другой — как восьмилетний ребенок от пяток до макушки, — выряжен Голиафом. Еще с десяток карлов вопят и потрясают сделанными из соломы мечами, разыгрывая воинство филистимлян.

Убийственный снаряд, полетевший в противника из Давидовой пращи, оказался перезрелым персиком, с хлюпом поразившим Голиафа в лоб. Только брызги полетели. Невероятно смешно.

Гербовый зал изысканно украшен. Свежих цветов мало, за исключением белых роз, выращиваемых в оранжерее преосвященного Гонилона — итальянская мода проникла и в Артуа, но только очень богатый человек мог позволить себе содержать и отапливать цветник зимой. Гирлянды сделаны из обрезков шелка, причем бутоны и листики не отличишь от настоящих. По углам расставлены курильницы, исторгающие благовонный дымок, отчего создается впечатление, что обширное помещение подернуто легким туманом, придающим действу оттенок таинственности.

Впрочем, обстановка дворца меркнет перед иным цветником, переливающимся всеми возможными красками: голубые шелка, белый атлас, королевский пурпур, оторочки мехом соболя и горностая. Золотистые и темные косы, змеящиеся по округлым плечам, увиты лентами, которые в свою очередь усажены драгоценными камнями и жемчугом. Искрятся пряжки и застежки, сверкают заморские ткани.

Как и предупреждал Гонилон, на куртуазном собрании присутствует практически вся местная знать, а в центре внимания — прекрасные дамы и благородные девицы.

… — Вы бывали в Париже, Авиньоне, Тулузе, — ворковала очаровательная домна Герберга, дама де Блавенкур, не желавшая отпускать от себя Рауля, — А я, вообразите, не выезжала дальше Амьена и Шарлевиля, зато присутствовала на охоте его величества Филиппа в Сен-Кантене!

«Богатая биография, глупая курица, — мэтр кивал, сохраняя доброжелательную полуулыбку. Домна Герберга, пускай и была вполне симпатична, ума много не нажила. — Как бы от тебя отвязаться?..»

Ради quodlibet Раулю пришлось пойти на определенные жертвы: отправился к портному заказав новый джубоннэ по последним генуэзским образцам: с узкими рукавами, подчеркнутой талией, подбитыми ватой плечами и вышивкой серебряной нитью. Не явишься ведь к архидиакону в коже и некрашеном сукне? Нет ничего глупее, чем траты на бессмысленную роскошь, но положение обязывает. Дорогая одежда знак статуса, а фамильный герб на груди — лазурно-золотая шахматная клетка Вермандуа и кабанья голова Ознаров, — пропуск не только во дворец преосвященного, но при надобности и в Лувр.

Остается надеяться, что такой надобности не возникнет.

По сравнению с Парижем прием у Гонилона выглядел скромно — четыре десятка окрестных дворян с женами и дочерьми, проводивших зиму в городе или обитающих самое большее в нескольких милях от Арраса.

Графский сенешаль, — младший двоюродный брат его светлости Готье де Рувр, сеньор де Бюсьер, — оказался общительным и слегка развязным молодым человеком, увлеченным исключительно военным делом, турнирами, лошадьми и охотой: надежды унаследовать громкий титул у него не было, а значит до седых волос придется оставаться в тени графа Филиппа и не играть значимой роли в политике.

Присутствовали уже знакомые мессир Летгард и барон Шеризи, сеньоры Оппи, Рансар и Эстрё, Рауля представили гостю из Священной Империи — рыцарю Ротроху фон Холленбройху, родственнику супруги прево.

Рауль обратил внимание на мрачнейшего неразговорчивого типа в черном, непонятно что делавшем на веселом quodlibet — хозяин замка Вермель близ Бетюна, нелюдим и мизантроп, который по заверениям упомянутой Герберги де Блавенкур «нарочно приходит портить всем настроение».

Обычнейшее провинциальное дворянское общество — мужчины грубоваты, но радушны, дамы предпочитают сплетничать в своем кругу, девицы стреляют глазками в сторону смазливых экюйе и министериалов, а сами министериалы ходят перед незамужними красавицами ровно павлины, распушившие многокрасочный хвост. Куртуазные заигрывания предосудительными не считаются: архидиакон может сколько угодно распространяться об аскезе и смирении в воскресных проповедях, но тут собрание насквозь светское…

Духовных лиц всего двое — сам Гонилон, по уши в парче, бархате и перстнях, восседает в кресле на возвышении, с добродушной улыбкой наблюдая, как развлекаются другие и употребляя вино в небывалых количествах. Не пьянеет. Беспременно находит время обходительно поговорить с каждым и осенить двумя перстами дам, подходящих для благословения. Разительный контраст с нахохлившемся Одилоном де Вермелем, исподлобья наблюдающим за действом.