Охранитель - [17]

Дабы не забывать о духовном, архидиакон повелел возвести рядом корпуса цистерцианской женской обители, населенной монахинями и конверсами чающими спасения души и жизни вечной. Стоит ли упоминать о том, кто их исповедовал?

Сколько на эти роскошества было потрачено никто не интересовался — зачем? Наоборот, люди остались довольны: стараниями Гонилона сильно запущенная после смерти графини Маго столица Артуа облагообразилась — его светлость Филипп предпочитал держать двор в других своих владениях, лишь изредка наезжая в Аррас. Этой зимой он остановился во Франш-Конте, оставив северные владения в ведении сенешаля и прево.

Разумеется, за отсутствием Филиппа Руврского центр светской жизни переместился во дворец архидиакона. Старый замок короны, заложенный еще при государе Людовике Святом был огромен, холоден и мрачен, подходя только для одной цели: защитить город от англичан, буде те появятся. Занятый неприятелем Кале неподалеку, и об этом стоит помнить.

Раулю преосвященный понравился: еще не одряхлевший мужчина приятной внешности, с вьющимися каштановыми волосами по краям тонзуры, обходительный и получивший куртуазное воспитание. Безусловный весельчак и жизнелюб, волею судьбы очутившийся на пастырской стезе — младшие сыновья известных дворянских родов обычно шли по духовной линии и частенько добивались впечатляющих успехов. Папой Римским, конечно, становился далеко не каждый, но возможность просковозить в архиепископы, а то и в кардиналы была вполне реальной.

Гонилона, однако, архидиаконство вполне устраивало — в Аррасе он Caesar et Pontifex, а кем станет в Париже или Авиньоне? Одним из многих? Покорнейше благодарим. Ради сохранения статуса можно пожертвовать барашками и кипарисами.

— Как же, как же, — ворковал преосвященный, сложив пухлые ладошки над внушительной утробой. На пальцах сияли всеми цветами радуги перстни с разноцветными камнями изумительной огранки. — Его преподобие Михаил Овернский столько о вас рассказывал!

«Ага, ври, — подумал Рауль, выкраивая на лице самую учтивую улыбку, на какую был способен. — Михаил только посоветовал принять меня, шепнув два слова после воскресной мессы в кафедрале!»

У архидиакона случился приступ красноречия — как человек во многом прекраснодушный, он не упустил возможности наговорить уйму любезностей, вперемешку с собственными умозаключениями, имевшими к реальности самое косвенное отношение. Чего стоила его сентенция о «…столь молодом человеке, по своей свободной воле избравшем поприще в отдаленном от соблазнов больших городов уединенном уголке».

Вот как? Да ни один человек в здравом уме и трезвой памяти не выберет этот уединенный медвежий уголок, приведись такая возможность! Особенно после блистательного Парижа, многоученого Нарбонна и утонченной Флоренции!

Архидиакон на самом деле простоват, или искусно прикидывается? Наверняка прикидывается — персоны ангелического характера на таких должностях не задерживаются, тут необходима железная хватка, немалая воля и еще бóльшая хитрость.

Пока его преосвященство неиссякаемым потоком изливал тягучий елей, Рауль приглядывался к обстановке. Ливанский кедр, парча и серебро не заинтересовали, лишь напомнив о бренности мирских богатств. По сравнению с некоторыми палаццо Авиньона дворец выглядел если не хлевом, то размалеванной хижиной — размах не тот, и вкус хозяину иногда изменяет.

Куда более привлекают незначимые на первый взгляд детали.

Обязательных для благородного сословия собак в доме нет, кошек тоже не видно. Зато в кабинете шныряют сразу полдюжины фуро, белых хорьков, сперва принятых Раулем за прирученных горностаев. Фуро успешно истребляют крыс, но его преосвященство большой оригинал: этих зверьков традиционно привечают дамы и девицы, мужчинам их держать не то, чтобы неприлично, но как-то не совсем принято.

За креслом Гонилона неподвижной статуей воздвигся секретарь. Пожилой, с лицом правильных черт, однако неприятным и не вызывающем расположения. Белый подрясник с наплечником свидетельствует: это августинец, а не доминиканец — любопытно, августинского монастыря в Аррасе нет, значил Гонилон по назначению на диоцез привез этого строгого и хмурого человека с собой. Представить его архидиакон не удосужился, из чего следует — монах настолько привычен его преосвященству, что неотличим от мебели.

Давно перевалило за полдень, но архидиакон одет «по-домашнему» — из-под запахнутой накидки тонкой шерсти с отделкой песцом проглядывает ночная рубашка. Мехельнское кружево по вороту и рукавам, надо же! Экий модник.

Стол девственно чист — если не обращать внимания на кубки и серебряные блюда с закусками. Ни следа документов, подшитых тетрадей с отчетами или книг. А между тем в подчинении архидиакона две сотни приходов по всему графству, несколько десятков монастырей и аббатств, семь капитулов.

Как эта инкарнация Тита Лукреция Кара управляет диоцезом, хотелось бы знать?

Беседовать на интересующие Рауля темы Гонилон отказался — какая чепуха, мессир! Наслушались мужицких небылиц? Ах, оставьте! Даже если что-то и произошло, в город прибыл Священный Трибунал, поверьте, инквизиция разберется и пресечет!