Охотники за тенью - [31]

— Конек не пробегал? — снова спросил Ринат какого-то Сеньку.

— Все, Конек вас сделал, гони ящик пива! — обрадовался халяве Сеня.

Олег стоял уже в конце дома и глубоко дышал. Ринат присел рядом с дворовыми певцами на корточки.

— Да, без проблем, — сказал он, — завтра в шесть утра едем на дачу, там пьем.

— Вот сколько я тебя, Шмеля, знаю, скользкий ты как угорь, — ответил Сеня, посчитав, что вставать в такую рань ради пива — стремно.

— А, сколько я знаю тебя, Сеня, — парировал Ринат, — как был ты халявщиком, так халявщиком и остался. Все не хворай, куплю я тебе пива, при случае. Я бегу, крикнул он удаляющейся фигуре Олега Твердова.

Олег обернулся и крикнул.

— Летим обратно к гаражу!

В гараже ребятам предстала следующая картина. На диване, развалившись барином, дрых шумно храпя Леха.

— Спасибо, что живой, — сказал, замаявшийся бегать по ночному городу Олег. Потом он снял с себя крестик и отдал обратно Ринату, — не работает твоя метода, наверное, чтобы святая вода помогла по-настоящему верить надо.

— А ты че, не веришь? — удивился Ринат.

— Скорее нет, чем да, — ответил Олег, — у меня бабушка старой советской формации, комсомолка и атеистка, всегда говорила, что если чего-то хочешь добиться, то работать надо, а не молиться.

— На бога надейся, а сам не плошай. Известное дело, — продолжил мысль Ринат.

— Не в этом дело, — ударился в воспоминания Олег, — был бы бог, не допустил бы смерти моих родителей. Чем они виноваты перед человечеством? Я тебя дружище спросить хочу, чем?

— Успокойся, ничем не виноваты, — отступил Ринат, — я, если хочешь знать, тоже по большому счету не верю в бога. Нет, конечно, на православные праздники, хожу в церковь. Ну, так на всякий случай. Я в деньги больше верю. Деньги — это свобода. А ты во что веришь?

— Для меня, наша дружба крепче алмаза, она — святое.

— Для меня тоже дружба — святое, — потупившись, сказал Ринат.

— Нет, ну почему мои родители, почему ни Гитлер, ни Геббельс, ни другие гитлеровские приспешники, — в конец разволновался и завелся Олег, — ведь некоторые из них спокойно эмигрировали в Америку, и жили там до старости. А Наполеон, пол Европы в крови утопил. А ему сейчас памятники ставят. Ах-ах-ах, Наполеон и Жозефина, история любви. Так и Гитлеру через двести лет памятники ставить будут!

На этих словах пробудился начинающий артист и подающий надежды спортсмен, Алексей Коньков. Сладко потянувшись из положения лежа он рывком сел, посмотрел на друзей бессмысленными глазами и сказал:

— Если вас интересует моё мнение, то не надо Гитлеру памятник ставить.

Он обвел взглядом онемевших Шмелю и Везунчика и улыбнулся.

— Штандартенфюрер Штирлиц проснулся, — сказал Олег.

А Ринат запел:

— Не думай о секундах свысока, настанет время, сам поймешь, наверное…

— Звучат они как пули у виска… — подхватил песню Леха, — может, расскажите, что было то?

— Все как обычно, — начал Олег растолковывать дитяте неразумному, — ты сбрендил, а мы расхлебывали последствия. Я же, кажется, говорил, что ты контактер, привязывать тебя нужно крепче, чтобы ты нас не угробил, нечаянно.

— А Гитлеру, зачем памятник ставить, что-то я не уловил, — продолжал тупить Леха.

— Давайте пойдём по домам, утро вечера, мудренее, — сказал Ринат, — пес с ним, с Гитлером.

— Здравая мысль, — обрадовался Леха.

Ринат закрыл в гараже диван с привидением. И парни из этого гаражного рая побрели в сторону жилых строений.

В эту же беспокойную, для наших друзей, полночь, так же думал о Гитлере и основатель ордена «Воздаяния», Шурик. Он сидел в полутемном кабинете, перед монитором компьютера, пил холодный зеленый чай и вспоминал, как все начиналось. Идея создания некой всесильной организации пришла ему в выпускном классе, на уроке истории, когда учительница рассказывала о злодеяниях гитлеровской Германии.

— Ворота концлагерей Освенцим, Дахау и Заксенхаузен украшала издевательская надпись: Труд, делает свободным. На воротах Бухенвальда висело мерзкое утверждение: Каждому свое. К многомиллионным жертвам привела теория Ницше о сверхчеловеке, которую воплотил в жизнь Гитлер…

— А, я с вами не согласен.

Прервав учителя, поднялся со своего места Саша Решетников.

— С чем ты, Решетников не согласен?

— Я не согласен с тем, что центральной фигурой всех мерзостей второй мировой войны являлся Гитлер. И причем здесь вообще теория о сверхчеловеке. Нас ведь вы, учителя, сами учили, что человек произошел от обезьяны. А это значит от человека, так же может произойти более разумный и более умелый вид, то есть сверхчеловек. Неужели вы считаете, что пролетарий, который по пятницам пьяный валяется в кустах — это венец творения природы? А что касается Гитлера, он просто молоток.

— Что ты несешь! Вы посмотрите на него! — обратилась учительница к остальным ученикам ища поддержки, — как тебе не совестно Решетников, Гитлера называть молодцом, как только язык твой поганый повернулся?

Однако по большому счету, в классе, эта дискуссия никого не волновала, а вот очередной спектакль Решетникова, который должен был привести к срыву урока, всем нравился. Поэтому на задних партах парни дружно заулыбались.

— Вы меня не правильно поняли, — ответил Саша учительнице, — вот если я, например, трахну Ленку по голове молотком, то кто будет виноват, я или молоток?