Охотники за тенью - [18]

— Спасибо вам за все: за то, что вы выбирали себе этот дом… э-э, за то, что родились и живете тогда же… э-э, когда живу я. Что бы я стал делать, если бы вдруг не встретил вас! Страшно подумать!

На последней фразе голос Лехи дал петуха. Ему было очень стыдно за свою игру, но ничего поделать с собой он не мог. А еще ему очень нравилась его новая партнерша, принцесса Маша. Она появилась взамен старой принцессы, которая за три дня успела сначала всех перессорить, а затем перессорилась со всеми сама. В итоге коллектив ее отверг, и роль отдали этому ангелочку, Маше. Однако Леха глядя на нее, стал играть все хуже и хуже, потому что все меньше и меньше думал о роли, и все больше думал о ней. Он уже знал, что она за мужем, и это убивало его творческую ранимую душу.

Принцесса Маша так же была не убедительна, читая роль с растрепанных листов сценария.

— Вы говорите это наизусть?

— Я… я…

Что я сейчас должен играть, — подумал Леха.

— Продолжайте.

— Вы заговорили со мной!

Ну почему после репетиции, она не разговаривает со мной, — снова пронеслась посторонняя мысль в голове Конькова.

— Вы сами сочинили все это или заказали кому-нибудь?

— Простите, но голос ваш так поразил меня, что я ничего не понимаю.

Почему же я ничего не понимаю? Что, в самом деле, со мной происходит, — как мартышки по веткам прыгали хаотичные мысли в голове несчастного влюбленного Конька.

— Вы довольно ловко увиливаете от прямого ответа. Пожалуй, вы сами сочинили то, что говорили мне. А может быть, и нет. Ну, хорошо, оставим это. Мне скучно сегодня. Как это у вас хватает терпения целый день сидеть в одной комнате? Это кабинет?

Может быть, позвать назад старую принцессу, — подумал режиссер любительского театра-студии, — она, конечно, сука была еще та, которая разводила склоки и дрязги, но играла намного профессиональней. Будь проклят тот день, когда я влип в это безнадежное дело, — матернулся про себя режиссер.

Однако вопреки неважнецкой игре артистов с задних рядов послышались одиночные аплодисменты. Режиссер обернулся туда и спросил.

— А вы кто такой. Как оказались на репетиции?

— Я в некоторой степени театральный критик.

Ответил Олег Твердов, сидящий на заднем ряду.

— Из какого вы издания? «Театральный вестник», «Золотая кулиса»?

— Ни из какого, я сам по себе, и критикую главным образом одного актера.

— Значит так, театральный критик одного актера, выход знаете где?

— Знаю, там же где и вход.

— Вот и прекрасно, сейчас выходите там же где и входили, и критикуете себе на здоровье этого одного актера, но в свободное от репетиции время. Ферштейн?

— Я я, натюрлих. Только уходя, я хотел бы заметить, почему не клеиться творческий процесс.

— Извольте.

— Нет материальной заинтересованности. Артисты слишком расслабились. А их держать нужно в ежовых, желательно долларовых рукавицах.

— У вас есть какое-то конкретное предложение.

— Да, ради этого я и нарушил таинство творческого процесса. И чтобы это конкретное предложение материализовалась, мне нужно поговорить пять минут с вашим Христианом-Теодором или Теодором-Христианом, не знаю, кем он в данный момент является. Конечно с вашего позволения маэстро.

Режиссер любительской театр студии несколько раз хлопнул в ладоши, и хорошо поставленным театральным голосом, которым обычно произносят фразу, кушать подано, сказал.

— Перерыв пять минут. А вы далеко пойдете, театральный критик.

— Что вы, мастер, мы только на крыльцо выйдем, — успокоил его Олег, сделав вид, что не понял фигуральности мысли режиссера.

На крыльце любительской театр студии разговор между друзьями потек в более деловом русле.

— Что с телефоном, Конек? Дозвониться никак не могу.

— Олег, я работаю над ролью, временно меня нет. Я отгородился невидимой стеной отчуждения от мирской суеты. К тому же Ринат уехал в Германию, продавать привидение с диваном, какие могут быть дела?

— Наш Шмел, везде поспел. Звонил Ринат вчера, сказал, что есть дело на сто тысяч миллионов. Нужно просто приехать пообщаться с заказчиком, успокоить его, что не угрожают ему домовые и барабашки, и забрать деньги.

— Не понял, нужно лететь в Германию?

— Да, сначала летим в Германию, потом сразу же пересаживаемся на обратный рейс и летим в Пермь, потом из аэропорта большое Савино вызываем такси и едем в знакомый нам элитный коттеджный поселок. Будем инспектировать крайний у леса коттедж на предмет нечистой силы. Ферштейн?

— Я я натюрлих, да, смешно. Только я что-то… это… а может быть ты один, а?

— А деньги для вашего погорелого театра нужны? Это ведь первая твоя серьезная роль.

— Так-то, ты конечно прав, захиреет постановка без платежеспособных дензнаков.

Вечер сегодняшнего выходного дня Олег планировал провести вместе с Юлей, сначала они договорились встретиться на набережной реки Камы и пойти покататься на прогулочном теплоходе. А потом Олег хотел пригласить ее в уютный ресторанчик. Однако нехороший сон негативно повлиял на планы Олега, и он как человек суеверный, позвонил Юле, и сославшись на небольшую простуду, пригласил ее поиграть в боулинг.

— А ты здорово играешь.

Польстил Олег девушке, когда к середине партии Юля выбила свой первый спаер.