Охотники за пламенем - [110]

Охотница – Зафира – снова закричала.

Насир прислушался к стонам. Что бы ни вынуждало её издавать такие звуки, оно, очевидно, обладало неимоверной силой, ибо Зафира не была слабой.

Приоткрыв дверь, хашашин выбрался на балкон с видом на пустой зал. Перед ним раскинулся низкий диван в малиново-лиловых тонах. На оттоманке стояли две чашки. Одну покрывали засохшие кофейные пятна, другая была полной и давно остывшей.

Лестница, ведущая с балкона, спускалась прямо к дивану, от которого был виден тёмный коридор – источник криков и плача. Туда. Коротко вдохнув, Насир спрыгнул с перил балкона и приземлился на корточки у входа в коридор, лязгнув зубами от толчка.

Он остановился перед тёмным проёмом. Его дыхание дрожало.

Крик – чудовищный кнут – подстёгивал его, загонял в ловушку. Приглушённые шепотки атаковали его чувства. Насир стиснул зубы, чтобы не слышать их мольбы. Это были те самые голоса, которые он услышал, когда однажды коснулся медальона на шее Гамека. Голоса, что взывали к нему из расщелин Шарра.

Rimaal. Неужели они связаны?

Ему предстояло встретиться с хозяином Шарра. С тем, кто, по словам Беньямина, управлял его отцом.

С негромким щелчком Насир выпустил лезвие наруча. Пот покрывал его шею и голову, растворял решимость.

«Глупый мальчишка, ты боишься темноты».

«Чего ты боишься?» – спросила Кульсум спустя несколько дней после смерти его матери. Тогда он не знал ответа. Он не боялся даже отца, который забрал у сына всё, кроме жизни, которую принц никогда не ценил.

Да, он боялся темноты, потому что в темноте не мог видеть. В темноте даже всегда готовый к бою хашашин был слеп к окружающему, и страх подавлял другие его чувства.

Всхлипы Зафиры и тусклый свет в конце коридора влекли его вперёд, пока он не остановился у входа в комнату, окутанную шёпотом и тенями.

Сначала Насир заметил её. Зафиру.

Её высокое тело было приковано цепями к серой стене. Она смотрела на ифрита у своих ног и дёргала оковы, умоляя остановиться. Qif, qif, qif.

Взгляд Насира остановился на её лице. Скорбном, беспомощном. Как никто другой принц знал тяжесть боли, способной утопить город в песке. Ему были знакомы и этот взгляд, и это чувство. Он знал, каково это – наблюдать, как страдает любимый человек. Понимать, что прежде можно было сделать многое, но теперь – ничего.

Именно из-за этого чувства Насир перестал чувствовать.

Все разумные мысли испарились из головы. Ярость волнами прокатывалась сквозь него, пульсировала в пальцах. Ярость из-за того, что она страдала так же, как он. Ярость из-за того, что ей было больно.

– Оставь её в покое, – сказал Принц Смерти голосом, который был едва ли громче шёпота, и всё в комнате застыло.

Зафира подняла голову. Взгляд её метался, не мог сосредоточиться. В ней не было больше того бесстрашия, того хладнокровия. Того дикого блеска, который он полюбил.

Крик – вопль – вырвался одновременно из горла Насира и из глубин его сердца.

В глазах потемнело, и тени выросли вокруг него.

Laa. Тени выросли из него.

Глава 71

Тишину нарушили неспешные аплодисменты.

Насир поперхнулся, и тени вмиг отступили, а мир вокруг перестал вращаться.

– А, принц. Разве можно было ждать иного от юноши, свыкшегося с тьмой? – произнёс представший перед ним мужчина.

Лицо его сияло аристократической красотой и молодостью, но глаза казались древними – и странно знакомыми.

Насир не понял ни слова из сказанного.

– Что ты сделал? – прохрипел он, стоя на коленях, как простой крестьянин.

– Я? Ничего.

Насир смотрел на свои пальцы, на клочья темноты, исходившие из его ладоней и погружавшиеся обратно. Похожие на те, что окружали его тёмное сердце. Что-то струилось у него под кожей, мчалось по венам. Насир сдерживал это.

Сдерживал с тех пор, как ступил на Шарр, вот только был слишком труслив, чтобы это признать.

– Насир! – закричала Зафира.

Он поднял голову. Охотница впервые обратилась к нему по имени, но при этом даже не смотрела на него.

Стальные оковы охватили запястья принца. Его подняли, как будто он был не более чем мешком. Что-то подсказывало Насиру, что он должен бороться. Сражаться. Пытаться вырваться на свободу. Но мрак, тени… Всё то, чего он настолько боялся…

Он

стал

ими.

Такова была его сущность. Насир осознал, почему в глазах темнело всякий раз, когда он терял над собой контроль. Он владел тьмой, как будто она ему принадлежала.

Его руки вздёрнули вверх. Щелчок замка эхом отозвался в ушах, а в следующее мгновение он уже стоял у стены рядом с Охотницей, истекая тенями.

«Тьма есть судьба моя».

Отец Насира оказался прав.

Тьма точно дым сочилась из пальцев, изо рта вместе с выдохами, из него.

Взгляд упал на лежащее на полу существо. Удивительно, но в этот раз Насир видел ифрита – и лицо, и тело – так, будто существо было настоящим человеком. Это был деменхурец. Дин. Его туловище было испещрено белыми стрелами Охотницы, а из ран сочилась чёрная кровь – единственный признак того, что он был ифритом. Насир привык к крови и пыткам так же, как к собственному имени, но когда Зафира натягивала цепи и умоляла прекратить мучения, он чувствовал беспомощность, граничащую с безумием.

– Планы поменялись, – объявил мужчина, изучая Насира, а затем указал на окровавленного ифрита. – Уберите его. Возможно, он ещё пригодится.