Охотники за мифами - [84]

— Душистое мыло, — сказала она. — Я мечтала об этом со вчерашнего дня.

Как будто ничего необычного не случилось.

Она шагнула в ванну и задернула занавеску. Оливер услышал гудение труб и ответное стаккато душа. Не в силах оторвать взгляд от занавески, он вспоминал бронзовую фигурку Кицунэ, каждый изгиб ее тела, запечатлевшийся в сознании.

Прошло несколько секунд, прежде чем он сообразил, что слышит еще какой-то шум, более грубый. Словно кто-то царапал камнем по стеклу. Обернувшись, Оливер увидел воду, льющуюся по крайнему справа окну — несмотря на то, что внутренний дворик заливал солнечный свет. Стекло в раме дребезжало, крохотные дробинки града бились о него вместе с порывами ветра.

Фрост!

Оливер поспешил к окну, отворил его и сразу отскочил — в комнату ворвался мощный ледяной вихрь. Снежинки плясали в воздухе, закручиваясь в головокружительную воронку. Она неслась вместе с вихрем в дальний угол комнаты, подальше от окон.

Дюйм за дюймом из снежинок сложилась фигура зимнего человека.

Фрост был весь изо льда — тело сплошь из острых граней, волосы-сосульки.

Ледяной туман сочился из его глаз. Он бросил взгляд мимо Оливера на открытую дверь, из которой доносился шум воды. Какой-то намек на эмоцию, возможно неодобрение, мелькнул на его лице и исчез.

— Я побывал «У Амелии», осмотрелся. Конечно, в своей невидимой форме. Сейчас там темно, закрыто. Мы должны сделать все для того, чтобы никто не опознал Кицунэ и не донес Охотникам. А тебе нельзя показываться в городе. В любом появившемся в Ефразии новичке, скорее всего, заподозрят Вторгшегося, которого надо сдать властям. Чем меньше ты будешь разговаривать с людьми, тем лучше. Останемся здесь до темноты.

Оливер почесал в затылке и посмотрел в окно.

— Так долго?

— Ничего не поделаешь. Отдохните, поешьте. Кицунэ попросит, чтобы с кухни принесли еду. Пусть думают, что вы — любовники, которые хотят насладиться обществом друг друга.

Оливер вспыхнул, но подавил желание оглянуться на открытую дверь ванной, продолжая смотреть на Фроста.

— Хорошо, так и сделаем, — ответил он. — А заведение Амелии отсюда далеко?

Зимний человек покачал головой.

— Совсем близко. В четырех кварталах. Может, в пяти. Окружение там не слишком приятное, но для такого заведения — то, что надо. В Перинфии местность меняется с каждым поворотом.

Они поговорили еще минуту или две. Из душа вышла Кицунэ, закутанная в белый махровый халат. Белый цвет казался слишком резким и ярким на фоне ее кожи цвета кофе с молоком. Под халатом явно ничего не было. Пока двое Приграничных обсуждали необходимость остаться в комнате на весь день, Оливер изо всех сил старался не смотреть на нее, боясь встретить ответный взгляд. Воспоминание о наготе Кицунэ преследовало его.

Позже, когда они поели, — персонал «Fleur de Lis» и правда оказался таким услужливым, как предсказывал Фрост, — изнеможение дало о себе знать. Оливер знал, что в комнате только одна большая кровать — ни дивана, ни любой другой поверхности, на которой можно было бы достаточно комфортно прикорнуть. Несмотря на это, он намеревался устроиться на полу, постелив туда лишнее одеяло, которое он обнаружил, и одну из подушек с кровати. Кицунэ ничего не узнает.

Если она останется в том же махровом халатике, в котором вышла из ванной, он ни при каких условиях не ляжет с нею в одну кровать. Не то чтобы он думал, будто между ними может что-то произойти — в конце концов, он всего лишь самый обычный парень, а она такая экзотическая и, черт возьми… сверхъестественная, — но даже если произойдет, нелепость ситуации наверняка обернется его фиаско. А еще он думал о Джулианне. Свадьба так и не состоялась, но она по-прежнему оставалась его невестой. А присутствие Фроста смущало еще сильнее.

Однако компромисс, к которому они в результате пришли, оказался немногим лучше. Кицунэ облачилась в черную рубаху и штаны, которые носила во время путешествия, и настояла, чтобы Оливер укрылся одеялом, а сама завернулась в свой рыжий меховой плащ и калачиком улеглась на постели. Оливеру показалось, что ее забавляет его замешательство, однако не прошло и двух минут, как она провалилась в глубокий сон.

Но Оливеру никак не удавалось заснуть.

Фрост наблюдал за ними, стоя в самом темном углу комнаты — так неподвижно, словно и в самом деле замерз. Оливер лежал на боку, повернувшись спиной к Кицунэ и уставившись в стену. Сна не было ни в одном глазу. После еды он принял душ — чистые простыни приятно холодили кожу рук, — но все его нервы, казалось, обнажились от напряжения. Время от времени он делал глубокий вдох и заставлял себя закрыть глаза, пытаясь призвать сон. Эхо кошмара, увиденного им в доме Оливера Ларча, еще жило в сознании. Воспоминание о нем лишь добавляло новые мучения к тем, что уже терзали его.

Глаза его были зажмурены, когда он почувствовал у самого лица дуновение холодного воздуха. Открыв глаза, он увидел Фроста — тот присел на корточки у постели, внимательно разглядывая его. Звякнули сосульки — Фрост склонил голову набок, точно любопытная птица.

— Что тебя мучает, Оливер?

Он смотрел в бледно-голубые глаза, пытаясь найти нужное объяснение. Из-за близости зимнего человека — а может, и от собственных мыслей — его бил озноб. Все время путешествия, вернее, бегства от тех, кто хотел отнять жизнь у него самого и у его спутников, Оливер восторгался открывшимся ему волшебством. А еще — свободой, обретенной, по иронии судьбы, благодаря вторжению в его жизнь жестокости, ужаса и сверхъестественных сил. Но когда ему снились сны, они были о доме.