Охотники за человеческими органами - [40]

Мортон кивнул. История с чемоданчиком и раньше вызывала у него подозрения. Теперь он облек в слова свое невысказанное сомнение:

— Проф, ты хочешь сказать, что Ромер жив?

— Почему бы и нет? Это возможно. Вполне возможно.

Они долго молча смотрели друг на друга. Первым заговорил Мортон.

— Тогда, может быть, Кроуз пытался назвать место? Где ему сделали трансплантацию?

Проф поджал губы.

— Все очевидное можешь не принимать в расчет, Дэвид. О том, чтобы искать место, начинающееся с буквы «н», не может быть и речи — и, уж конечно, не надейся отыскать там клинику. Нет, совсем не надейся.

— Я посажу за работу библиотеку, — сказал Мортон, направляясь к двери. Он знал: стоит ему выйти, и Проф снова завалится на свой диван.

Когда он вышел в большую комнату, один из сотрудников поднял голову и кивком подозвал его. Мортон подошел.

— Это поступило, пока вы были у Профа, — пробормотал сотрудник.

На экране светился доклад агентства новостей о том, что тело бывшего шефа КГБ в Западной Германии Бориса Кранского было найдено в номере отеля в Амстердаме. Представитель полиции Дании заявил, что Кранский скончался от сердечного приступа. Не было никаких сведений о том, что он делал в этом городе.

Сняв телефонную трубку, Мортон попросил оператора соединить его с комиссариатом полиции Амстердама. Когда комиссар оказался на проводе, Мортон объяснил причину своего звонка. Комиссар попросил подождать. Через некоторое время он снова взял трубку и сообщил, что тело Кранского кремировано.

Мортон поблагодарил его и повесил трубку. Теперь больше всего на свете ему нужно было поговорить с Анной.

Глава 14

Близился полдень. Олаф Линдман сидел на подушках заднего сиденья лимузина, предоставленного Министерством иностранных дел Швеции для доставки лауреатов Нобелевской премии из Арланды в город. Уже дважды за это утро они с Нилсом и Мартой Гамсун, хорошенькой переводчицей из министерства, съездили в аэропорт и обратно, встретив лауреатов этого года в области литературы и физики. Теперь они ожидали приезда доктора Иосифа Крамера, лауреата Нобелевской премии по медицине.

Он тщательно проверил свою улыбку в зеркале заднего обзора. Эта была Улыбка Самого Радушного Гостеприимства, выработанная им за долгие годы: она сочетала в себе приятность с аккуратно отмеренной дозой уважения, поскольку он давным-давно усвоил, что лауреаты могут стать поразительно нахальны, стоит им почувствовать, что ими недостаточно восхищены. Например, этим утром от него и от Нилса потребовалось много сообразительности и труда, чтобы убедить лауреата в области литературы, что все его книги от первой до последней странички прекрасно знакомы не только им, но и всему населению Швеции.

К счастью, на брифинге в министерстве было отмечено, что доктор Иосиф Крамер абсолютно лишен подобного тщеславия. Однако теперь, когда до встречи оставались считанные мгновения, над ним угрожающе навис вопрос о свидании Мадам с лауреатом. Доставив ее домой, он велел шоферу отвезти себя обратно в фонд. Там, пустив в ход достаточно интриг, он в конце концов сделал то, что по его уверениям было невозможно: продлил время ее беседы с доктором Крамером до целого часа.

Он собирался держать эту новость в секрете от нее до последнего мгновения. Потом, когда она еще не успеет оправиться от удивления и, без всякого сомнения, удовольствия, он произнесет маленькую речь, которую отрепетировал во время своих поездок в аэропорт и обратно.

Я не богатый человек, снова мысленно заявлял он, но могу предложить вам богатство любви и эмоционального тепла. Вы будете почитаемы и лелеемы мной, как ни одна женщина на свете. И по-прежнему глядя ей прямо в глаза, он процитирует своего любимого поэта, Вордсворта: «Сила любви дает успокоенье, которое переживет все остальное». И потом без всяких никчемных пауз он попросит ее выйти за него замуж. В глубине души он действительно верил, что на этот раз она согласится. По тому, как он сумел удвоить ее время с доктором Крамером, она поймет, что он так же силен и решителен, как и она.

Самолет из Женевы приземлился и замер. Прежде чем он успел жестом приказать шоферу в ливрее открыть заднюю дверцу, Нилс и Марта уже стояли на взлетной полосе. Девушка держала в руках изумительный букет цветов; его ассистент — папку в кожаном переплете с расписанием доктора Крамера. Предоставление Мадам драгоценного лишнего времени с доктором означало сокращение его встреч с достойными коллегами из ведущих шведских медицинских учреждений. Он решил не говорить Крамеру об изменениях в плане. Вынырнув из тепла машины, он надел свою официальную шелковую шляпу и поправил воротник черного плаща, а потом бросил торопливый взгляд на черные туфли и убедился, что они по прежнему сияют в холодном сером свете дня. Наблюдая, как распахивается дверь самолета, он повернулся к Марте и сказал:

— Доктор Крамер хорошо говорит по-английски; я слышал, его шведский тоже безукоризненный.

— В отличие от нашего лауреата по физике, — отрывисто произнес Нилс. — Я не мог разобрать почти ни одного слова из всего, что он говорил. Когда дело дойдет до его ответной речи, я буду настаивать, чтобы он произнес ее на своем родном языке.