Охотники на людей - [3]

Лес был светлым и весенним, чистым, в некоторых местах, похожим на лесопосадку. Идти по нему было сплошное удовольствие. В пути я набил полные карманы заячьей капустой (мы еще в детстве ели ее и я до сих пор помню ее кислый вкус, но тогда это было чем‑то вроде игры), нарвал молодых липовых листьев, кусок мягкой коры с молодой березки – ведь что‑то надо есть, а думать наперед…

Это был странный, бесконечно–длинный день, порядком вымотавший меня. И когда он, наконец, начал превращаться в вечер, я наткнулся на небольшую уютную полянку, покрытую сухими прошлогодними листьями, По одному ее краю журчал узкий кристально–чистый ручей, а второй представлял собой земляную возвышенность весьма внушительных размеров.

Я недолго ломал голову, как мне сделать укрытие, – просто натянул брезент, закрепив его не за крайние петли, затем немного довернул бока, так что в итоге получилась измятая конструкция, которая по моим расчетам должна была защищать меня стрех сторон от ветра и сверху от дождя. При всем этом я учел, с какой стороны дует ветер и течет ручей, но сделал это больше подсознательно, нежели специально.

Дров оказалось в избытке, они были сухими и достаточно толстыми. После того, как все было готово к разжиганию костра, началось самое интересное. Вы когда‑нибудь пользовались кресалом? Лично мне не доводилось. В конечном итоге я разобрался, чем по чему и как чиркать, чтобы появлялись искры. Но искры – это полдела. Ветки на мои усилия не обращали внимания, впрочем, как и старые листья и всякое другое прочее, что мне удалось отыскать в пределах поляны. Даже бумажка с напутствием деда смеялась надо мной.

Стемнело на удивление быстро. День длился вечно, а вечер пролетел незаметно. В конце концов, мои титанические усилия были вознаграждены небольшим завитком дыма в пучке сухой травы, мха и трухи из листьев. Дальше все было быстро и относительно просто. Вскоре передо мной горел костер, и я уплетал капусту вперемешку с листьями, запивая водой. Не оливье, конечно (простите за сравнение), но весьма недурно на вкус, хотя мне было уже все равно – столь сильным был голод.

Закатив на огонь два толстых бревна, я положил на них третье и лег спать, приспособив вместо подушки вещмешок и накрывшись плащом. В этот раз я не смотрел ни на небо, ни на костер, а просто забылся неспокойным сном, больше напоминавшим мне полубодрствование.

Глава 2

Никитка бежал, сломя голову, бежал, не оборачиваясь, всей спиной ощущая на себе этот тяжелый взгляд. Кто они? Откуда пришли? Зачем убили всех? Слезы заливали глаза, не давали разглядеть дорогу. Ветки кустов хлестали по лицу. Мальчик пытался уворачиваться, подставляя ударам щеки, закрывая лицо руками. Он не останавливался. Страх, проникший в самую глубину его естества, жестокими ударами воспоминаний неумолимо гнал вперед. Легкие взрывались болью, не хватало воздуха, с каждым шагом пламя все сильней и сильней жгло грудь изнутри, в глазах темнело. Мальчика шатало из стороны в сторону. Он спотыкался, падал, в кровь раздирая ноги и руки, но вновь и вновь поднимался, продолжал бежать.

В какой‑то момент Никитке показалось, что он оторвался от своих ужасных преследователей. Силы покинули его, а ноги перестали слушаться. Никитка упал, порвав о дерево рубашку, больно ударившись плечом. Слезы застилали глаза. Мальчик гнал и не мог отогнать от себя страшную картину: человек поднял над собой отрубленную голову Никиткиной матери и с наслаждением ловит ртом кровавый поток… Надо бежать. Надо бежать… Этот взгляд… Мальчик никогда не видел, чтобы так смотрели… Никогда не видел, но запомнил на всю жизнь…

Мальчик собрал остатки своих сил, оперся руками и сел на колени. Что‑то легко коснулось его затылка.

Задыхаясь, проваливаясь в пустоту небытия, Никитка видел лишь торчащий из его собственного рта длинный конец толстой палки, по которому медленно текла густая кровь, и думал, отчего она такая черная…

Я с глубоким вздохом проснулся, сел, инстинктивно провел рукой по собственному затылку и шее, стер со лба пот. Не могу сказать, в какой именно момент я заснул, да и спал ли вообще – настолько ярким, полным ощущений было это видение.

Костер исправно горел. Да что с ним станется – эти бревна не сгорят еще до полудня. Я лег на спину, положив правую руку под голову. Потрескивание дров, освещенные всполохами огня деревья, темневшие к вершинам, да оранжевые искры, взмывавшие далеко в ночное небо, дополняли общую картину чем‑то едва уловимым и мимолетным, что создавало в душе уют и помогало обрести спокойствие.

Все мне казалось странным и нереальным, сказочным. Я не мог отыскать на небе ни одной знакомой звезды, не говоря уже о созвездиях. Возможно, помешали облака, возможно, моя усталость. Сон не вернулся до утра, впрочем, не пришел он и позже. Звуки ночного леса уже давно перестали меня пугать, некоторая настороженность прочно вошла в сознание, став его частью. Поэтому я был спокоен. Лежал и наслаждался, впав в любимое мной пограничное состояние, когда ты спишь и не спишь одновременно, а сознание охватывает все в округе.

Утро выдалось сказочным: ласковое солнышко, голубое небо, никакого ветра. Тишина, наполненная птичьими голосами…