Охотники на дьявола - [10]

«Оригинальный костюм для визита», — подумал Франк Браун. Он окликнул Американца, но тот ничего не слыхал. Они пристально смотрел широко открытыми глазами прямо перед собой, ничего не различая. Франк приблизил к его лицу лампу — веки не дрогнули. Мистер Пьетро бродил ощупью, как в глубокой темноте.

Вдруг Американец остановился. Казалось, он очнулся. Он повернул опять к двери и ощупью вышел. Франк следовал за ним с лампой в левой руке и с револьвером в правой. Он видел, как Пьетро осторожно спустился по лестнице и вошел в ресторан. Здесь он нащупал буфет и достал длинный, остро отточенный нож для разрезания мяса. Нащупав большими пальцами острие, он широко осклабился, зажал крепко клинок в правой руке и опять осторожно поднялся по лестнице. На этот раз он прошел прямо в открытую дверь кабинета. Франк стоял в двух шагах от него и следил за каждым движением, готовый выстрелить в любой момент.

Но было ясно, что его ночной гость ничего не видит и не слышит. Пьетро потихоньку открыл дверь в спальню и направился прямо к кровати, нащупал руками клинок ножа и взял его в рот.

Свет от лампы упал в эту минуту на лицо Американца, — на нем была написана безграничная ярость.

Схватив рукой подушку, Пьетро с бешеной силой всадил в нее нож; еще раз высоко поднял он нож и снова всадил его в подушку; потом вытер глаза, словно желая стереть брызнувшую в лицо кровь.

И еще и еще он продолжал вонзать свой нож в подушку…

На его губах появилась улыбка блаженства; раза два он глубоко вздохнул и выронил нож. Потом спокойной, почти твердой походкой Пьетро направился к двери.

Франк Браун шел за ним до выхода и, остановившись в дверях, смотрел ему вслед, пока Пьетро не скрылся в темноте дождливой ночи.

Вернувшись к себе, Франк осмотрел постель: одеяла и подушки были насквозь исколоты, вдоль и поперек.

Только теперь он почувствовал страх.

— Для нас обоих лучше, что я не лежал здесь, — сказал он громко.

Босоногий, с белой шалью через плечо, с большим бумажными колпаком на голове и с деревянной саблей в руке, разгуливал по улицам глухонемой пастушок Джино. На короткой веревке он тащил за собой козу, у которой на шее, хвосте, рогах и ногах болтались большие бубенчики. Спину козы обмотали куском холста, к которому прикрепили большую куклу, усадив ее верхом, лицом к хвосту. Кукла была сделана довольно примитивно: из пакли и черных тряпок; две красные бусины изображали ее глаза. Пара рогов, длинный красный язык и зеленый хвост свидетельствовали, что она должна изображать дьявола.

Джино издавал какие-то хриплые звуки, поколачивая при этом своим мечом дьявола. Коза с испугу блеяла, и все ее одиннадцать бубенчиков звенели при этом.

Ребятишки и женщины бежали за ними гурьбой.

От времени до времени мальчик доставал из кармана записки и раздавал их окружающим. На них было написано:

«Сегодня вечером, равно в 8 часов, в помещении для собраний, Великая битва с дьяволом. Всех христиан просят сердечно пожаловать.

Пророк Илия».

— Пойдем туда, Тереза? — спросил Франк Браун.

— Нет. Мне не хочется.

— Почему не пойти? Вся деревня там будет.

— Моего отца тоже не будет.

Франк рассмеялся.

— Твоего отца?.. Хочешь, я дам ему двадцать крон, и он пойдет.

Вся кровь бросилась в голову девушки. Но Франк не унимался.

— Ты не веришь, что он пойдет?

Она встала и посмотрела прямо в глаза.

— Я знаю, что он пойдет за деньги, я знаю, что ради них он готов на все. Я знаю также, что он взял с тебя деньги за… за… меня! Но он — мой отец, и я ничего не хочу больше слышать. Замолчи!

Ее грудь высоко подымалась, она задыхалась от гнева. Такой она ему нравилась очень, и он продолжал ее мучить. Наконец девушка не выдержала и разрыдалась.

— Что тебе нужно от моего отца? Чего ты хочешь от этого противного Американца? Разве тебе мало меня?

— Ты пойдешь со мной сегодня? — спросил он вместо ответа.

Она молча кивнула головой.

* * *

Франк Браун поднялся к себе. Он был очень недоволен собой: зачем он мучил эту бедную девушку?!..

Он был владыкой в Валь-ди-Скодра; он держал в своей власти злобного Пьетро Носклера, а через него — всю деревню; его кошелек подчинял его воле скупого Раймонди, а взгляд его — девушку, любившую его. В самом деле, он был здесь владыкой.

Франк громко усмехнулся. Он отчетливо сознавал, что ему недоставало лишь веры… Он позвал Терезу.

— Тереза, ты можешь всему верить? И если я скажу тебе, что солнце свалится с неба, — ты поверишь? Или, что у меня на голове ползет червь, — ты тоже поверишь и даже увидишь его?!

— Ты болен…

— Нет, не я — вы больны: ваша вера — болезнь. И я ничего так страстно не желаю, как заразиться ею; но я иммунизирован от нее. Ты одна можешь помочь мне.

— Возьми же мою жизнь! — прошептала Тереза.

Он вскочил и оттолкнул ее.

— К чему мне твоя жизнь? Мне нужна твоя вера, горячая вера! Дай мне силы поверить в самого себя, — и я сам буду чудодеем, который вознесет тебя на небеса!

— Я верю в тебя! — сказала она.

— Да, ты веришь в меня. Все вы верите в меня. Но отчего я сам не могу уверовать? Скажи мне, владыка ли я, если весь мир говорит это?

— Ты — владыка!

— И ты веришь в меня? Больше, чем в Бога, чем во все остальное на свете?