Охотник за тенью - [103]

Отец, однако, не всегда был с ним строг. Иногда что-то менялось, и Виктор надеялся, что так будет всегда. Так, например, отец захотел, чтобы они вдвоем сфотографировались с помощью автоспуска. На этот раз никакой Ани, только отец и сын. И тогда Виктор даже набрался смелости и взял его за руку. И – невероятная вещь – отец не отдернул руку. Это было прекрасно.

Но никакие перемены не длились долго. Все возвращалось на круги свои. Аня снова становилась любимицей. Но после той фотографии с отцом что-то в Викторе сломалось, разочарование нанесло рану, которая продолжала болеть.

И он устал все время бояться.

Однажды он сидел взаперти в своей комнате – день выдался дождливый, а он никогда не любил дождь. Лежал на ковре и решал уравнения – так он мог забыться, ни о чем не думать. Ему попалось квадратное уравнение общего вида:

ax² + bx + c = 0.

Чтобы определить неизвестное х, члены уравнения нужно свести к нулю. Уничтожить их. Его математический ум быстро принял решение. Члены уравнения – он и Аня. Чтобы свестись к нулю, они должны уничтожить друг друга.

Так ему пришла в голову идея.

Нуль – хорошее число. Состояние покоя, невозмутимости. Люди не постигают истинной ценности нуля. Для них нуль – это смерть, а для него нуль мог означать свободу. К тому времени Виктор уже понял: никто не придет, чтобы увести его отсюда. Надеяться бесполезно. Но может быть, математика в силах его спасти.

И он пошел в комнату Ани, надел самое красивое из ее платьев и лег на ее постель. Еще раньше он стащил у отца старый охотничий нож. Сначала просто приложил к коже, чтобы попробовать. Холодный. Потом закрыл глаза и стиснул зубы, не слушая голоса сестры, которая внутри его умоляла этого не делать. Наоборот: занес клинок и опустил его на левое запястье, потом полоснул. Ощутил, как сталь вонзается в тело. Вспыхнула невыносимая боль. Теплая, липкая жидкость потекла по пальцам. И он постепенно лишился чувств.

Нет больше Виктора. Нет Ани.

Нуль.

Когда он снова открыл глаза, отец держал его на руках, пытаясь полотенцем остановить кровь. Баюкал его и рыдал от отчаяния. Потом с губ его слетели слова, смысла которых Виктор в первый момент не уловил:

– Моей Анечки больше нет. – И потом: – Что ты наделал, Виктор? Что ты наделал?

Только позже Виктор понял, что небольшой шрам на запястье стал несовершенством, вида которого Анатолий Николаевич Агапов вынести не мог. Такого не могло быть на белоснежной коже его куколки. И с того дня он перестал фотографировать ее. В тот день Аня умерла.

Но только она одна. Это было великим сюрпризом, невероятной новостью. Невзирая на боль, Виктор был счастлив, как никогда.

Зато отец плакал, не стесняясь слуг. Те тоже были расстроены. Потом отец отправил их всех прочь. Прочь – навсегда.

Новая жизнь без страха продлилась всего один месяц. Время достаточное, чтобы отправить гроб в Москву и дать затянуться ране. Однажды вечером, когда Виктор уже почти заснул, дверь в его комнату открылась и свет из коридора протянулся по полу, словно серебряный клинок. На пороге возник силуэт отца. Лицо было в тени, и Виктор не мог видеть его выражения. На какой-то момент ему показалось, будто отец улыбается.

Он не двинулся с места. Только сказал безразличным ледяным тоном:

– Ты больше не должен находиться здесь.

В эту минуту сердце Виктора разбилось.

– Есть место, где должны находиться такие плохие дети, как ты. Там ты и будешь жить с завтрашнего дня, там будет твой новый дом. Сюда ты больше не вернешься.

10

«…Думаю, в детстве Виктор как-то изувечил себя, возможно вскрыл себе вены…»

От последней фразы Маркуса у Сандры перехватило дыхание.

– Боже мой, она здесь.

– Что ты такое говоришь?

Она с трудом сглотнула.

– Это она, проститутка – это Аня. Вызывай полицию. – Она сразу сбросила звонок: времени в обрез. Припомнила, где пистолет. В спальне. Слишком далеко, забрать не успеет. Но надо попробовать.

Сандра вышла в коридор и замерла на месте. Девушка стояла к ней спиной. Она переоделась.

В мужскую одежду. Темные брюки, белая рубашка.

Виктор обернулся, у него в руках был «рефлекс» Сандры.

– Знаешь, я тоже люблю фотографировать.

Сандра не двинулась с места, но заметила, что он аккуратно разложил на диване фотоаппарат и старый охотничий нож.

Виктор проследил за ее взглядом.

– О да, – сказал он. – Револьвер больше не нужен, я его использовал ночью.

Сандра попятилась, вжалась в стену.

– Я слышал, как ты говорила по телефону, – бросил Виктор, откладывая «рефлекс». – Думаешь, я это не предусмотрел? Все рассчитано: я силен в математике.

Любое слово, сказанное психопату, может вызвать непредсказуемую реакцию. Поэтому Сандра решила молчать.

– Почему ты со мной не разговариваешь? Обиделась? – спросил тот, нахмурившись. – Ночью в Сабаудии я не совершил ошибки, просто разделил части уравнения.

Что он такое говорит? О чем это он?

– Члены уравнения уничтожаются. Результат – нуль.

Сандра задрожала от ужаса.

– Макс, – вырвалось у нее.

Виктор кивнул.

Сандра почувствовала, как в глазах закипают слезы.

– Почему мы?

– Я видел позавчера по телевизору, как ты крестилась наоборот, пока тот полицейский болтал. Что значит этот жест? Я видел: так делали в институте, где меня держали ребенком, но никогда не понимал, какой в этом смысл.