Охотник на бобров - [18]

Больше всех горевала и плакала о своем отце бедная Эймоа. Раф уже хорошо знал язык черноногих и старался утешить ее словами из Евангелия, ведь о христианском учении он не раз уже толковал ей. С напряженным вниманием и волнением слушала она Евангелие и святые слова глубоко проникали в душу Эймоа.

Сердце Рафа сжималось при мысли о будущем, потому что ему все опаснее становилось оставаться в племени. Вожди старались защищать его от толпы, но влияние колдуна было слишком сильно, и все краснокожие, сколько их было, были заодно с Хау-ку-то.

Один Теа-ут-вэ стоял выше своего племени по понятиям. Он своим светлым умом видел всю ложь предсказаний и неосновательность их. Это знал Хау-ку-то и ненавидел его за это от всей души, так же, как и Рафа. Злой колдун обрадовался смерти вождя и теперь постоянно только и думал о том, как бы погубить Рафа и Эймоа.

Случай скоро представился. В продолжение нескольких месяцев не упало ни одной капли дождя. Солнце жгло твердую, сухую землю. Все овощи так высохли, что рассыпались в сухой порошок, степная трава также сгорела. Ключи стали пересыхать, плоды сделались так жестки и горьки, что их нельзя было есть. Племени угрожал голод, потому что бизоны и другие животные ушли в сторону степей, где не было засухи.

Народ стал требовать, чтобы колдун просил Великого Духа напоить жаждущую землю и послал бы им дождевые тучи, которых так давно не было видно на небе. Если это не поможет, то всему племени придется идти в горы, которые тянулись вдоль берега Миссури, и там основать новую деревню. Но это была нелегкая вещь, потому что там жили племена, с которыми им пришлось бы воевать. Кроме того, им пришлось бы навсегда проститься со страной охоты, потому что нигде не бывало так много бизонов, диких лошадей и оленей, как тут.

Хау-ку-то воспользовался этим. Он еще настойчивее стал твердить, что всему виною белый. Сперва никто не слушал его, но он не унывал. Чаще к чаще повторял он все то же, а с ним и другие колдуны.

В то время, когда Раф с Эймоа горевали об Теа-ут-вэ, против них составился заговор.

Над курганом Теа-ут-вэ должно было быть произнесено последнее заклинание. Все племя собралось к нему. Колдуны стали на верхушку холма и принялись творить заклинания. Рафа и Эймоа не было, потому что они оба понимали всю пустоту заклинаний и презирали их. Именно этим воспользовался Хау-ку-то. Он сказал, что Раф отнимает всю силу заклинаний, и что он единственная причина того, что дождь не падает на пересохшую землю. Все прочие колдуны подтвердили его слова и своим красноречием убедили все племя в том, что все несчастья произошли от белого.

— Если вы оставите жизнь белому, — вскрикнул Хау-ку-то с яростью, — то над нами разразится еще большее горе. Великий Дух сердится на нас! Он отнял у нас великого Теа-ут-вэ! Он посылает нам засуху и голод! Он требует жертвы! Только смерть Рафа прекратит наши несчастья!

— Пусть он умрет! — вскрикнуло все племя в один голос.

С криком, похожим на громовые раскаты, побежали индейцы к деревне. Вожди остановили их. Они хотели еще спасти Рафа.

— Устроим на него охоту, — сказали они, — по обычаю нашего народа. Мы всегда так делаем, когда враг попадается живым в наши руки!

— Охота! Охота! — заревела с яростью толпа. — Пусть он бежит до тех пор, пока не упадет под ударами томагавков!

Эта охота состояла в том, что человека раздевали донага и вымазывали ему все тело салом, так что его нельзя было схватить руками. Все молодые индейцы становились в линию, и ему позволялось отбежать на сто шагов. Один из вождей ударял три раза в ладоши, и начиналась погоня за несчастным. Кто догонял его и убивал, тот брал себе его скальп и носил на поясе, как от убитого на войне врага.

С радостными криками вернулись индейцы к вигвамам, надели самое легкое платье для бега, заткнули за пояса томагавки и с разъяренными криками пошли к вигваму Рафа. Хау-ку-то с торжеством шел впереди.

Раф побледнел, когда услыхал страшный шум. Эймоа с рыданием упала на его грудь — она знала, что и ее судьба решается в эту минуту. О бегстве теперь и думать было нечего. Раф стал на колени и долго молился за Эймоа и за себя.

Но вот с неистовым ревом подошла вся толпа к вигваму Рафа. Эймоа вырвалась из его объятий, выбежала вон и хотела молить о пощаде разъяренную толпу, но она увидела тотчас же, что на спасение нет никакой надежды, и без чувств упала на землю. За нею вышел Раф, наклонился и поцеловал ее в бледные губы.

— Благодарю тебя, Господи, что ты окончил ее страдания! — сказал он и отдался в руки разъяренным индейцам.

Индейцы вывели его за деревню, сорвали с него всю одежду, кроме мокасин, колдуны намазали все его тело салом. Они отвели его на сто шагов вперед перед построившимися в отряды индейцами и сказали ему, что удары в ладоши означают начало бега.

— О Боже, помоги мне! — вздохнул Раф.

Вождь подал знак, и молодые воины с пронзительными криками бросились за Рафом. Но они не рассчитали его сил.

Джек Вильямс недаром говорил, что Раф бегает так, как летит стрела из натянутого лука, и хотя это было немного преувеличенное сравнение, но показывало, как быстро и долго он мог бежать. Теперь, когда от этого зависела его жизнь, он напрягал все свои силы. Дикари пределом погони нарочно назначили широкий ров, в уверенности, что Раф не перепрыгнет через него и поэтому скоро попадет в их руки. Черноногие ездили всегда верхом и были известны как конное племя, они редко бегали, и от непривычки скоро уставали. Для них бежать было гораздо труднее, чем для Рафа.