Охотник - [3]
Подошел положенный октябрь, и он теперь уже проторенной тропой отправился продлевать разрешение. Новый — интересно, куда же прошлый девался? — но тоже симпатичный лейтенант столь же быстро, как и три года назад, шлепнул ему продляющий штампик, но при этом чуть-чуть в шутку, а на самом-то деле вполне всерьез заметил, что пора кончать с этим бог весть зачем хранением опасных предметов по частным рукам, да еще без движения — охотники-то хоть друг друга проверяют, а здесь раздобыл боеприпас и спьяну куда только не выпалишь, вон в Америке-то, читали? — и правильно придумал кто-то наверху, что надо правило вводить — раз не охотник, то и оружие тебе ни к чему, сдавай и все тут, он, конечно, не о присутствующих говорит, тут другое дело, но ведь понимать надо, что закон для всех один должен быть, а что он вот-вот будет — сомнений нет, а может, даже и охотников коснется в том смысле, что ружья-то у них никто, конечно, отнимать не будет, вот как к примеру у него, но хранить их все равно в милиции будут, а выдавать только на охотничий сезон, и по браконьерам сразу какой удар, да и в смысле оружия опять-таки побезопаснее, а то охоты-то две недели, а стволы в руках круглый год, так что пусть имеет это в виду, скоро уж вводить начнут и у таких, как он, в первую очередь изымут, за положенные деньги, конечно, как в комиссионном оценят, так что внакладе никто не останется.
Он отправился домой, поняв из всей долгой лейтенантовой речи только одно — маленькая красная книжечка со всеми ее штампами и подписями уже не может служить гарантией вечного лежания отцовского ружья на шкафу в спальне, где он к нему привык, да и оно к нему. Надо же вот так — крутишься, бьешься, кажется все уже в порядке, тут подстраховался, там прикрылся, нет же — и высок каблучок, да надломился на бочок, и что тут делать? Он позвонил матери, она тоже огорчилась и наивно предложила сходить куда надо, объяснить, про отца рассказать и все такое прочее, на что он только досадливо поморщился и сказал, что ходить-то пока незачем, может, все этот лейтенант и навыдумывал, а если и нет, то кто его знает, когда все начнется, да и вообще… И тут мать тихо — наверное, слезы сдерживала, как всегда, когда об отце говорила, а ведь сколько лет прошло — сказала: «Послушай, а что, если тебе в это самое общество для охотников вступить. Раньше это просто было, и платить немного, ведь тебе же не на самом деле, а просто чтобы разрешили ружье сохранить, ведь так мало отцовских вещей осталось, ну и будет у тебя этот билет с разрешением и пусть лежит, зато ружье не отберут, а хлопот много не должно быть, попробуешь, а?» Сначала он хотел было огрызнуться, что вечно идеи у нее какие-то завиральные — ну к чему ему это общество несчастное, но вдруг перед глазами у него встала одетая в защитный комбинезон на каком-то там гагачьем пуху — из Канады вывез — фигура соседа из квартиры напротив, которого он за десяток лет их соседства не раз встречал в этом — сосед еще хвастался: «Вечный» — одеянии, да к тому же с пушистой лайкой на поводке и с таким знакомым чехлом за спиной, когда он собирался на какие-то там облавы, в какие-то засады, на зорьки и еще черт его знает куда, и он раздумчиво — мать уже даже спросила в трубку: «Алло, ты там, еще?» — сказал: «Ладно, может, в этом и есть какой смысл, я тут с одним посоветуюсь, рядом живет, он наверняка знает».
Раз уж решил, то откладывать он не стал и в тот же вечер позвонил в квартиру соседа. Тот был дома, проинформировать его согласился охотно и действительно проинформировал, но радости эта информация не принесла — оказалось, что со времени, когда мать в последний раз собирала отца на охоту, изменилось многое: общество и вправду есть, но вступить в него не просто, во-первых, надо в каком-то коллективе состоять, а есть ли такой в их маленьком КБ, он сильно сомневался, во-вторых, если своего нет, то надо по месту жительства промыливаться, а это и сложнее и спрос строже, в-третьих, даже если все хорошо, так сразу все равно не вступишь, надо еще в кандидатах год побегать, а за этот год каких только нагрузок не навесят — в лес ездить лосей кормить, потом зайцам какую-то кору драть, да мало ли еще чего, это все сверху спускают, что делать надо, а когда ему, если он на работе по десять часов и по субботам иногда приходится, и даже с сыном в зоопарк все никак не сходит, только по воскресеньям учит его рыб да птиц подкармливать или там клетки чистить, хотя, конечно, это само по себе хорошо, что о лосях и о зайцах такая забота, это ему понравилось, а еще и в-четверых есть — даже если все работы выполнишь, то все равно просто так не примут, надо еще экзамен сдавать — боже мой, а он-то думал, что уже до конца жизни отсдавался, — а для этого или на лекции ходить надо, или самому готовиться, а объем ого-го какой — сосед ему показал несколько книжек, это же два месяца только этим и заниматься. Да, вот так-так. Даже если сосед и сгустил — всегда новенького припугивают, чтобы самому мастером в его глазах показаться, — то все равно чувствуется, хлопот с этим не оберешься, а времени-то, времени… Попробуй, заикнись об этом жене, она такое общество устроит и права будет, вот и думай.
«Вот глупости говорят, что писать теперь нельзя!.. Сделайте милость, сколько угодно, и в стихах и в прозе!Конечно, зачем же непременно трогать статских советников?! Ах, природа так обширна!..Я решил завести новый род обличительной литературы… Я им докажу!.. Я буду обличать природу, животных, насекомых, растения, рыб и свиней…».
«В сущности, было два Владимира Петровича. Один, которого знали товарищи, просто знакомые, возлюбленные, был приятный Владимир Петрович, Володя, с ровным характером, лет тридцати пяти, с карими хорошими глазами, с густыми, каштановыми усами и полными, вкусными губами.Другой Владимир Петрович был очень мало похож на первого. Другой, в отличие от внешнего Владимира Петровича, был всегда тоскующий, дико мнительный, испуганный человек…».
«Вот уж сорок лет прошло, а как хорошо я помню своего деда. Какая пестрая вереница разнообразных существований за эти долгие годы прошла предо мной, – то гордых и надменных, стоящих на самом «верху горы», то окруженных ореолом славы и почестей, пред которыми склонялись ниц целые толпы, то полных величавого самопожертвования, останавливавших на себе изумление всего мира, – и между тем никак, никак не могли они стереть с глубины души это, такое ничтожное, маленькое существование...».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.