Охотничье братство - [9]
Стихи иронические:
Какие были собаки? Ранних не помню, но уже в 1940 году, когда Бианки жили в Михееве (Мошенской район Новгородской области), у них было сразу четыре собаки: спаниели Джим (самая любимая в жизни Виталия собака) и его сын Бой, русский выжлец Заливай, ирландец Бой. Заливай был местных кровей, породой не блистал, работал отлично, надежно. С ирландцем Боем дело обстояло хуже. Бианки считался спаниелистом, и это было действительно так: Виталий держал и даже судил спаниелей в качестве эксперта-стажера. В это время М. М. Пришвин решил, что по его годам (ему было тогда 67 лет) и здоровью лучше всего перейти от легавых к спаниелям, и просил Виталия Валентиновича достать ему одного или двух спаниелей. Виталий достал и отправил ему с нарочным кобелька и суку. В ответ на это М. М. Пришвин прислал в подарок ирландского сеттера Боя из питомника Г. К. Дурнева. Собака была очень высоких кровей и великолепного экстерьера, однако, по словам самого Пришвина, «натаскана мной, но еще не совсем готова (горяч)». Виталий Валентинович тоже не справился с неудержимым кобелем и вскоре его отдал. Перед самой войной был взят еще щенок — спаниель Март, трагически погибший в колодце. Весной 1945 года Виталий Валентинович привез из Москвы щенка спаниеля Бэмби, поставил его и несколько лет с ним охотился, в основном на озере Боровне Новгородской области. Это была последняя собака Бианки. Здоровье его становилось все хуже, сдавало сердце, отказывали ноги. Бэмби был оставлен там же на озере знакомому охотнику.
Виталий Валентинович с атрибутами жизни в деревне: собакой, ружьем, биноклем и книгой. (Д. Михеево.1940 г.).
Каким охотником был сам Виталий Бианки?
Больше всего он любил ходовую охоту со спаниелями. Это был его конек, так как стрелял он мастерски, точно и очень быстро навскидку, без поводка. Кроме того, будучи прирожденным натуралистом и весьма наблюдательным человеком, он знал, где и когда можно найти дичь.
Где бы он ни охотился, иногда в самых сложных жизненных условиях, всегда у него с собой были записная книжка и карандаш. А стоило хоть немного обжиться на одном месте, как начиналась уже планомерная работа орнитолога: систематические наблюдения за отлетом и прилетом птиц, их гнездовой жизнью — экология в самом широком смысле; определение размеров, взвешивание, анализ желудков. Таблицы, таблицы. И вот уже появляются «Птицы Мошенского района», «Опознаватель птиц на воле».
Страстный охотник, он все же больше вникал в природу, а не в охоту и этим резко отличался от нас, его друзей-охотников. Лучше нас знал и понимал птиц, но не ждал так страстно, как мы, Натальина дня (пролет дупелей) или высыпки вальдшнепов. Возможно (даже наверно), замечал, что во время его походов со спаниелями в определенный срок чаще встречались на пути вальдшнепы и даже дупели, понимал, что это пролет, но специально ходить за этой дичью, искать места, где они летят гуще, не стал бы.
Азартно охотился в те изобильные годы, но не любил тратить время на обеспечивание себя охотой: натаску легавой, шитье флагов и чучел, содержание подсадной и так далее. Даже специальная экипировка, нередко волнующая городских охотников (особые куртки, сапоги и тому подобное), его практически не интересовала: просто одевался, по-деревенски.
Если бы Виталий был маммалологом, изучал зверей, то, конечно, завел бы штуцер и стрелял крупных животных. Я не знаю, много ли он охотился на медведей в алтайский период жизни, однако из города он на медвежью охоту выезжал только два раза с неизменным «Шольбергом». Рассказывал, что не советовали ему ехать на берлогу с двадцаткой, предлагали штуцера. Он не взял: «В лесу стреляешь накоротке. Надежнее всего своя привычная двустволка». Я был с ним вполне согласен.
Несмотря на то, что Бианки много и подолгу жил в сельской местности, он был все же охотником городского типа; трудно представить его окладывающим волков или лисиц и, того более, промышляющим пушного зверя с лайкой. Хотя — видимо, в результате сибирских впечатлений — очень тепло отзывался о лайках, возмущался, когда встречал в прежней литературе, что их называют северными дворняжками.
Слышал от людей, что Виталий Бианки под конец жизни сознательно отошел от охоты, стал ее отвергать совершенно. Это не так. Не раз мы разговаривали на эту тему. Он был против браконьеров и охотников-хищников, против истребительных «спортивных» охот, когда удовольствие и удовлетворение выражается числом убитой дичи. Такие охоты он не принимал, таких охотников он презирал, а настоящим охотником считал себя всю жизнь и этим гордился. Развивая эту позицию — увлекался, с моей точки зрения доходил до утверждений парадоксальных, писал: «Вот почему я не держал легавых собак, собак со стойкой: мне казалось нечестным, сковав птицу страхом перед застывшим над ней зубастым зверем, не торопясь подойти к тому месту, где она затаилась, и, приказав собаке поднять ее на крыло, хладнокровно застрелить на взлете. Я предпочитал спаниелей… только разыскивающих своим чутьем птицу и скорее помогающих ей спастись от охотника, чем охотнику — застрелить ее».
