Охотничье братство - [14]

«Почему костер по-новгородски „груда“? И как получилось, что обычный шалаш здесь называют „беседкой“? И вот грабловище лежит — отломанная рукоятка грабель. Почему же у вил рукоятка „ратовище“? Не потому ли, что иной раз приходилось русскому человеку на вилы и врагов принимать?»

Ведь писал мне Виталий: «И до чего же милы сердцу словеса новгородские!»

Ведет и ведет тропа, по которой он ходил… От тропы отверток — чуть заметная в высокой траве стежка. Идет под угор в овраг. Там жердяная оградка с калиткой. В ограде ключ, чистый — прозрачнее стекла. Кадка без донышка, под водой кипят, подпрыгивают светлые песчинки и рядом недвижно и плоско лежат медные монеты. Вокруг ключа деревянные кресты. Старые покосились и в землю вросли. Крест поновее — окрашен и прикрыт домотканым расшитым полотенцем.

Бывал здесь Виталий. Рассказывают, что потайное это место называется Вороний ключ. Прохожие, кто знает, заходят и по обычаю бросают в кадочку мелкую монету. А кресты? Кресты ставили при начале важного дела или, чаще бывало, при большой беде. Раз в год в летнюю пору, никому не сказавши, неизвестно откуда приходят на ключ две пожилые монашенки. По-девичьи стыдливо озираясь, снимают черные кофты, чтобы не замочить рукава. Выбирают из кадочки все монеты дочиста и пропадают на год.

За оврагом — прозрачный белоногий березняк. Тропа запетляла в сыром кочкарнике, пахнущем мятой и земляной сыростью, выбралась в поле и круто пошла в гору. На вершине холма несколько вековых крученых сосен, замшелые камни и солнцем припеченная красная земляника. Что это, «Земляничная горка»? А может быть, «Костяничная», где пестовала выводок куропатка «Оранжевое горлышко»? Похоже, похоже. Узнаю.

И какая же даль открылась с этого холма! Далеко внизу, среди прибрежных кущ, ярко-голубая полоска озера Карабожи. Налево, и тоже далеко внизу, открытая разбежистая долина. Направо — лесистые возвышенности: ближние — темно-зеленые, дальние — в синеватой дымке. Среди лесов деревеньки: иная вся на виду, как серый муравейник, от другой только полската крыши видно или луковичный бескрестный куполок церкви. Как угадать, что за деревня? Яковищи? Кочерово? Щитово? А он-то знал, своими ногами не раз через те деревни хаживал.

Подумать только, сколько раз Виталий стоял на этом бугре и любовал приветность и неяркую красоту Новгородчины. Любовал глазом неравнодушным и знающим. Различал на холмистых убранных нивах золотые полосы аржанищ, красные из-под гречихи, зеленую клеверную отаву, бурую паренину, неожиданную яркость озимых.

Солнце в лесу. Тропа завернула один раз чуть заметно, в другой — круто и привела к небольшому озеру. Узнал сразу. Оно безымянное, но для себя Виталий назвал его Полуденным, от деревни оно на юг. По вечерам он ходил сюда на утиную стойку. Где караулил? Есть ли скрадок-шалашик? Должен быть. Не видно. У самого уреза гладкой к вечеру воды стоит куст ивняка. Надо посмотреть. Перебрался через изгородь-поскотину, прошагал по зыбкому моховому лужку до самого куста. Так и есть! В середине куста жесткое сплетение корней — можно сидеть спокойно и потаенно. Значит, здесь… вот и сучки, срезанные острым ножом, чтобы не мешали смотреть в сторону воды.

Озеро спит, не шелохнутся прибрежные кусты. Деревня близко. Слышен лай собак и голоса женщин, встречающих стадо. Наверно, и Виталий слышал по вечерам из этого скрадка голоса и старался различить среди них знакомые — жены, дочки, сына.

Я снимаю с плеча ружье и стреляю в пасмурное закатное небо. Хлесткий удар разом возвращается от противоположного берега и уходит, повторяясь, затихая вдали. Резко плеснув на подъеме, из зарослей кувшинок взлетает испуганная утка. Виталий не любил зряшной стрельбы, мне простительно — это салют, печальный одинокий салют.

От озера к деревне тропка идет через выгон, потный огороженный луг. Чтобы легче было перебраться через изгородь, когда-то давным-давно прикатили сюда большой розоватый камень. Поставишь на него одну ногу — другая сразу же на той стороне, только спрыгнуть. И мне странно и душевно больно наступить на середку камня, точно на то место, где столько раз ступал Виталий.

Его нет, а я вот хожу еще…

На дорожке встреча — женщина с корзинкой. И сразу:

— Здравствуйте! Ой! У Виталия Валентиновича точь такая собака была, только ножки покороче. Вы не от игнотов идете?

— Нет, где они?

— Тут рядом, на ручье. Недавно пришли. И что у них наделано! Плотина высокая, долгая. Овраг залился. Большой плес — и хатка деревянная. Там и живут. Целое семейство.

К дому близко. Видно уже крыльцо, на котором любил сидеть Виталий в вечернюю пору. Смотрел, как уходит за лес солнце и на лугу поднимается легкий туман — «зайцы блины пекут».

Как бы радовался Виталий приходу бобров — добрых, сказочно умных, чудесных зверей. Вы опоздали, бобры, в Михеево. И я тоже.

БРАТ ЮРИЙ

Юрке везло — так мне казалось в детстве. Судите сами: он был старше меня на пять лет, значительно выше ростом, и все интересное он начинал первым, а мне оставалось только подражать ему и изо всех сил доказывать, что я тоже могу не хуже, — за что и поколачивал он меня изрядно.