Охота за темным эликсиром. Похитители кофе - [13]

Как назло, эксперимент шел полным ходом, а Овидайя был в нем подопытным кроликом. Вряд ли у него еще будет возможность перенести свои познания на бумагу. Холодная вода из канала уже доходила ему до груди. Качать становилось все тяжелее, поскольку для каждого движения нужно было преодолеть сопротивление воды, как только его руки погружались в коричневатую жижу. Вода доходила уже до горла. Рукоятки насоса выскользнули из рук. Железные цепи крепко натянулись на лодыжках, когда он принялся грести руками. Овидайя запрокинул голову назад, чтобы поднять нос над водой, и увидел открытую дверь. Там, наверху, стоял начальник и еще один мужчина, почему-то показавшийся ему знакомым. Он, как и Домселаер, был одет во все черное, однако у него было значительно больше ленточек и рюш, что заставило Овидайю предположить, что это зажиточный купец. «На площади Дам, – подумал он, – я уже однажды видел тебя, на площади Дам, на бирже». И его поглотила вода.

* * *

Он услышал ритмичное постукивание и грохот, доносившийся откуда-то издалека, а затем понял, что кто-то колотит его кулаками по груди. Овидайя открыл глаза и исторг из себя поток воды, а потом еще один. Его скрутило, он закашлялся. Наружу вышло еще больше воды, потом остались только рвотные позывы. Он лежал на полу камеры и словно сквозь туман видел пару ног, обутых в начищенные туфли на высоких каблуках с искусно сделанными серебряными пряжками. Ни начальник тюрьмы, ни охранники уж точно не могли позволить себе ничего подобного.

Овидайя встал на колени и огляделся. Откуда-то доносились булькающие звуки, словно из стока. Вода, за исключением парочки ручейков и луж, ушла. Перед ним стояли охранники, начальник и купец в красивых туфлях.

– Именно теперь, когда мы наконец-то сумели убедить его в пользе физического труда, вы хотите забрать у меня этого английского бродягу?

Купец покачал головой. Ему было лет двадцать пять, лицо бледное из-за работы в закрытых помещениях, тело уже поразительно полное, даже для голландца. Он был похож на личинку, закутанную в черный дамаст.

– Разве я могу отнять что-то у вас, сеньор? Вы сам себе хозяин. Но нам пригодится этот человек, и, возможно, мы смогли бы применить его умения на благо республики.

– И как это возможно, скажите на милость?

– На этот счет я не имею права ничего говорить. Могу лишь обещать вам, что мы намерены использовать его для мероприятия на благо Генеральных штатов, которое, кроме прочего, представляет собой чрезвычайно богоугодное дело. Возможно, нам удастся превратить его в полезного члена общества.

Домселаер с отвращением поглядел на стоявшего на коленях Овидайю.

– В этом я сомневаюсь. Потому что его нужно отправить либо на рудники, либо на плантацию сахарного тростника: он должен вкалывать, как бык под ярмом, иначе он навеки останется грешником и обманщиком.

– Вероятно, вы правы. Но все же вы предоставите его в наше распоряжение? Конечно же, tuchthuis получит соответствующую компенсацию.

Домселаер обреченно пожал плечами:

– Забирайте. Но не возвращайте потом.

Затем он отвернулся и стал подниматься по лестнице. Овидайе очень хотелось сказать что-то, однако его по-прежнему сотрясал кашель. Не успел он опомниться, как Рууд поставил его на ноги и подтолкнул к ступеням. Перед глазами снова заплясали черные круги, и он опять потерял сознание.

Придя в себя, он чувствовал себя уже значительно лучше. Возможно, дело было в том, что его переодели в сухую одежду и посадили в кресло у камина – кресло начальника. Мужчина узнал комнату, но Домселаера нигде не было видно. Вместо этого на него глядел тот самый толстый купец. Он стоял в нескольких метрах от кресла, прислонившись к стене, и курил трубку.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался купец.

– С учетом обстоятельств довольно хорошо, сеньор. Позволите ли спросить, с кем имею честь?

– Пит Конрадссоон де Греббер. Я должен сопроводить вас к своему отцу.

Де Греббер. Конрад де Греббер. Это имя о чем-то говорило ему, однако в желудке все еще было слишком много солоноватой воды из канала.

– Может быть, вы можете рассказать мне что-то о том деле, относительно которого ваш дорогой отец желает побеседовать со мной?

Де Греббер отрицательно покачал головой.

– Понимаю. Полагаю, мы уходим немедленно.

– Если вам это удобно, господин. Полагаю, вас здесь ничто не держит.

Овидайя поднялся, посмотрел на мраморный символ Амстердама, строго глядевший на него с камина и крепко сжимавший в руке молотильный цеп.

– Нет, ничто.

Они вышли из приемной Домселаера и оказались во внутреннем дворе тюрьмы. Там их уже ждала черная лакированная повозка, бричка с упряжкой из двух лошадей, которых могли себе позволить только очень зажиточные жители Амстердама. Вот уже к ним подбежал возница, открыв перед ними дверь. Когда они садились в повозку, Овидайя заметил, что на двери брички, где обычно не было никаких украшений, нарисована маленькая золотая эмблема. Там были буквы «O» и «C», а поверх них – значительно более крупная «V», две половинки которой пересекали «О» и «С». И над этим вензелем красовалась буква поменьше: «А». Этот фирменный знак был ему знаком: его знали все. Бричка принадлежала Объединенной Ост-Индской компании, точнее говоря, ее амстердамскому филиалу, как сигнализировала маленькая буква «А». Что может быть нужно от него самой могущественной торговой организации в мире?