Охота за призраком. Борьба спецслужб СССР, США и Западной Германии за архивы МГБ ГДР - [52]
Лгал ли Новиков при встрече с Вольфом — мы можем только гадать. Новиков в целом должен был предполагать, что информация о контактах все еще действующих сотрудников МГБ с КГБ просачивалась и в окружение Вольфа. Скорее всего, он был хорошо информирован и о попытках представителей спецслужб ФРГ и США получить от Вольфа данные на агентуру МГБ ГДР. Во всяком случае, только этим можно объяснить тот факт, что при встрече (об этом Вольф упоминает в своих мемуарах) Новиков высказал радость, поскольку Вольф отказался купить себе свободу от уголовного преследования, выдав противнику желанную для него информацию. На этой встрече Вольф и получил от Новикова секретный телефонный номер с кодовым словом на тот случай, если Вольфу понадобится помощь со стороны КГБ. Как известно, им он все-таки воспользовался, когда за несколько дней до объединения Германии принял решение бежать из страны. Он применил его на территории Австрии, и через два дня его ожидал курьер КГБ на венгерской границе, который и доставил Вольфа с женой через Венгрию и Украину в Москву.
Мы не можем сегодня дословно реконструировать беседу Новикова с Вольфом в его служебном кабинете в Карлсхорсте, поскольку и Новиков, и Вольф уже мертвы. Но не вызывает сомнений, что она касалась и ситуации с процессом ликвидации внешней разведки. Эта проблема крайне интересовала Карлсхорст. Как отмечал Гроссманн, «естественно, представители КГБ в Карлсхорсте, как и прежде, интересовались малейшими деталями происходящего в МГБ ГДР. Особенно они интересовались состоянием нашей картотеки, которая, по их мнению, не всегда находилась в достаточной безопасности от „чужих глаз“. И они не скрывали желания, чтобы вся наша картотека попала на хранение к ним. Не секрет, — продолжал Гроссманн, — что и мы задумывались об этом». Об этом же и не только об этом спрашивал Гроссманна и генерал Дроздов, глава нелегальной разведки, посетивший Карлсхорст на рубеже 1998–1990 годов. Речь шла, как выразился Гроссманн, о передаче оперативных данных. Позиция Гроссманна, изложенная в его воспоминаниях, сводилась к тому, что он отклонял любую передачу оперативных данных, а это, в сущности, данные на действующую агентуру, «чужим спецслужбам», включая и советскую. Заслуживает внимания, что Дроздов в своих воспоминаниях никак не упоминает этот эпизод. Это обстоятельство еще раз доказывает, что и Дроздов, и Новиков действовали на свой страх и риск, не имея прямых указаний, а тем более решений центрального аппарата советской разведки.
С точки зрения Гроссманна, обоснованием является то, что без согласия соответствующего агента отдавать его в чужие руки было нельзя. Кроме того, как полагал Гроссманн, не каждый агент, который доверял МГБ и поэтому работал на ГДР, мог испытывать аналогичные чувства в отношении СССР.
С другой стороны, и это кажется наиболее важным аргументом, Гроссманн исходил из того, что МГБ ГДР знало о продолжающейся нестабильной ситуации в СССР и поэтому не имело права подвергать своих разведчиков неопределенности, если не сказать опасности. Гроссманн приводит и третий аргумент, касающийся того, что руководство внешней разведки МГБ ГДР не знало, в какой степени противнику удалось проникнуть в агентурную разведсеть, а проводить проверку уже не было ни возможности, ни средств. Конечно, при всей внешней солидности третьего аргумента, проверка была в тот период времени еще возможна если не силами МГБ ГДР, то уж, конечно, с использованием возможностей КГБ. Собственно говоря, нужно исходить из того, что беседа Вольфа с Новиковым протекала по тому же сценарию. И по второму аргументу, который Вольф не преминул высказать, на тот период Новиков вряд ли что мог ему возразить. Единственно, что Новиков понимал зависимость Вольфа от помощи КГБ в его стремлении эмигрировать, и поэтому Александр получил указание продолжать поддерживать контакт с позиций своего журналистского прикрытия с Вольфом и его семьей. Для Новикова важна была судьба Вольфа. Однако интерес к его агентуре продолжал оставаться в центре его интересов, хотя на этот счет специальных указаний из Москвы по-прежнему не поступало. К тому времени вопрос ликвидации данных о сотрудничестве советской внешней разведки и внешней разведки МГБ был более или менее решен, и задание Центра по данному вопросу было выполнено. Spiegel описывает случившееся таким образом. События можно датировать концом декабря 1989 и началом января 1990 года, когда в Карлсхорст и прибыла высокая комиссия с площади Дзержинского (теперь Лубянка). В один из дней завершающегося 1989 года, пишет Spiegel, штабной офицер, подполковник Райнер Хемманн, получил в реферате 7 черную курьерскую сумку и на служебной «Ладе» отправился в Карлсхорст, где у шлагбаума его встретил Саша Принципалов, один из сотрудников представительства. Журнал отмечает, что Саша был опытным оперативником и в начале 1977 года в Осло работал под дипломатическим прикрытием и после провала был выслан из страны. В 80-х он, по данным журнала, прибыл в Берлин для поддержания связи между двумя спецслужбами. Указанный штабной офицер, пишет далее журнал, вручил Саше курьерскую сумку размером с мужской кейс типа дипломат. В нем были дискеты с данными о сотрудничестве. Однако были это копии или оригиналы, журнал не раскрывает. Скорее всего, можно исходить из того, что оригиналы были уничтожены. Имеются свидетельства участников этих событий, что полученные от внешней разведки МГБ данные о сотрудничестве были переправлены в Москву. Была ли эта передача материалов о сотрудничестве личной инициативой сотрудников реферата или указание руководства внешней разведки МГБ, сегодня трудно определить. Тем более что Гроссманн заверял неоднократно, что никаких указаний о передаче каких-либо данных в Карлсхорст он не давал. Можно предположить, что таких случаев передачи было несколько. Но докладывались ли все случаи подобных передач руководству представительства, можно только предполагать. Хотя по правилам все поступления почты или иных информационных материалов обязательно должны были бы фиксироваться в специальном журнале, находившемся у дежурного.
