Охота - [41]

– А ты убила уже трех человек, – сказала Мишка. – Позвать Алексея? Он с удовольствием тебя арестует прямо сейчас.

– У меня в кармане бомба, – сказала Оса так, чтобы полицейский ее не услышал. Она продолжала улыбаться, но ее правая рука исчезла в кармане куртки. – Если ты позовешь полицейского, я взорву ее тебе об лоб, и тебе выбьет глаза.

– Договорились. – Мишка тоже улыбнулась, кивнула Алексею, который внимательно за ними наблюдал. Заметив Мишкину улыбку, полицейский тоже улыбнулся, показал пальцами – «Ок?».

Мишка кивнула.

– План расскажи, – попросила Оса. – Мне очень интересно.

– План такой, – сказала Мишка. – Ведь дилеры Обители в Питере не особенно между собой общаются, правильно?

Оса кивнула.

– Значит, – сказала Мишка, – мне нужно, чтобы ты помогла их всех арестовать. Одновременно. У тебя есть доступ к «Лабиринту» кого-то из них, очень надеюсь, что не убитого сегодня дилера. Этого человека мы арестуем первым, а потом от его лица ты напишешь остальным, мы соберем их вместе и тоже арестуем.

– Зачем? – спросила Оса.

– Затем, – сказала Мишка, – что после этого мы сможем вашего «отца» хорошенько развести.

– Я тебя внимательно слушаю, – сказала Оса. – Пока что звучит очень реалистично.

– У вашего отца есть какие-то люди в Питере, кроме дилеров? – спросила Мишка.

– Только человек с топором, – сказала Оса. – Насколько я знаю.

– То есть дилеры – его основной и единственный источник информации, – заключила Мишка. Оса кивнула.

– Тогда все просто. – Мишка хлопнула Осу по плечу. – Мы заберем у дилеров телефоны. С одного из них напишем отцу, что у истории с убитым сегодня дилером остался еще один незакрытый конец – девушка убитого, которая знает про Обитель и Двоицу. Что в такой ситуации сделает отец?

– Направит какого-нибудь брата проверить этот конец, – сказала Оса. – Прежде чем дать благословение на «небесную кару».

– Но ведь у нас будут все телефоны, – сказала Мишка. – Какого бы брата он ни послал – мы сможем изобразить расследование. И тогда отец даст нам благословение на «небесную кару».

Она закатила глаза, прикрыла лицо ладонью.

– Я над твоими ритуалами не смеюсь, – сказала Оса, – так что давай поуважительнее.

– В общем, мы получим благословение и выманим убийцу, – подытожила Мишка. – И все. Как тебе план?

Оса задумчиво покачала ногой.

Глава десятая

И очи рабы Твоей Евы в своем миелосердии не оставь. Аминь.

Отец убрал руку с Евиного затылка, но она побоялась подниматься. Лбом она упиралась в деревянную скамью под образом, и, хотя сидеть так на коленях было неудобно, Ева была рада, что может не смотреть на образ. Отец отошел в угол погреба, где стоял стол, звякнул глиняными кружками. Ева услышала, как вытекает из кувшина молоко, и приготовилась, что сейчас нужно будет его пить, но отец не спешил.

– Так стой, – сказал он. – И меня слушай.

В погребе было даже не тепло, а жарко. В стене слева от Евы виднелась печь, и сейчас она ярко-ярко горела, так что даже с закрытыми глазами Ева видела всполохи. Иногда на пол, к пяткам, слетали искры.

– Я тебя ругать не хотел, – сказал отец. – Потому что ты с братьями бежать не стала и ко мне пришла. Против бесов себя повела. Но… – Отец прервался, чтобы отпить из кружки. Когда он заговорил снова, Еве показалось, что его голос стал ниже: – Ты моей проповеди не услышала и к наставлению Бабы не прислушалась. Ночью, в бесовское время, ушла из Обители. И куда? На кладбище, в самое страшное место. И там вместо молитвы на коленях перед Господом твоим стала скакать и бесовские знаки показывать. Насмехаться стала над Богом, который тебя оберегает, который тебя от гибели и моего гнева спас.

Отец не повышал голоса, но Еве показалось, что слова отца заполняют всю маленькую комнатку, отражаются от стен, как от зеркал. Отец встал, подошел к печи. Раздалось шипение, и погреб сразу затянуло сладким молочным запахом. У Евы закружилась голова, и она крепче схватилась за скамью.

– Я тебя от погреба уберег, – сказал отец. – От наказаний. И от того, чтобы братьев своих мертвыми увидела, – уберег. Бог мне сказал, что мала ты еще, что страшно тебе будет. Я заспорил. Я сказал – не рабу Твою напугать хочу, а беса, который в ней сидит. Бог сказал, что в тебе беса нет. А ты пошла, всех братьевых бесов, которых я в землю закопал, себе забрала. В себя пустила. Раздули бесы тельце твое телячье, вот-вот разорвут. А я их сейчас напугаю. Расскажу, что с братьями твоими сделал.

Отец вдруг оказался совсем рядом, повернул Евину голову так, что она стала смотреть прямо в печь, прижал за шею к скамье. И заговорил на ухо, спокойно, почти нежно:

– Я твоего брата Юлика у выхода из мастерской встретил. Сначала ему сломал колено, потом, чтобы не кричал, затянул мокрым платком рот и ударил по зубам – так, чтобы захрустели. Бросил на землю, наступил на спину, один раз, второй, пока спина у брата не переломилась. Тогда я над ним наклонился, взял за его голову и так повернул, чтобы его глаза ему за спину посмотрели – чтобы он на жизнь свою посмотрел и задумался, о чем Господь его на страшном суде спросит. – Отец оторвал Евину голову от скамьи, повернул направо, к глухой стене. – Брат твой Акся спал. Я к его кровати подошел, взял за горло и задушил, так что его глаза из лица вылезли, по щекам потекли. Чтобы почувствовал себя в смерти слепцом, которым был в жизни, чтобы знал, что без Бога человек все равно что слепец. Никогда не найдет к вечному огню пути, а будет как в стену лбом биться, пока его черти не разорвут. – Отец зажал Еве глаза, надавил ей на спину коленом, так что Еве пришлось выгнуться, задрать голову. – А тебе я картину ада открою, чтобы всегда помнила, что со слепцами в той жизни будет. Чтобы знала, что будет с теми рабами Божьими, которые от Бога глаза отворачивают, лишь перед собой смотрят. Гляди, раба Божья Ева!