Охота на журавля - [21]

— Тогда… Слушай, Санечка, может, знаешь, у него приятель был, Слава, крупный такой…

— Венеролог, что ли? Гляди-ка, кто ей понадобился, — Сергиенко гадко захихикал.

— Санечка… — жалобно протянула я. — Мне он не как медик нужен.

— А, предпочитаешь крупных мужчин? Ну, этот подойдет.

Я глубоко вдохнула и трижды про себя повторила страшное слово «экзистенционализм» — не «ом мани падме хум», но тоже помогает. Санечку иногда бывает трудно выносить, однако взялся за гуж, не говори, что не лошадь.

— Саня, что ты вообще про него знаешь, кроме того, что он медик?

— Да ничего, ну видел несколько раз, ну знаком, и все. Они с Марком на пару нашу Танечку обхаживали, тебя тогда еще не было. Горчакову.

— Какую Горчакову? — переспросила я, лихорадочно пытаясь припомнить, кто же это. Иннокентий тут же начал подавать мне какие-то странные знаки — причем абсолютно беззвучно. Что за притча?

— Ну Сидорову, она же по мужу Горчакова. Эти петухи вокруг нее чуть не полгода круги нарезали, а она взяла и в сторону вильнула, за этого своего Олега выскочила. Умора!

Вот уж действительно, умора — Татьяна который год за Олегом, а я и не знала, что она Горчакова. Но вообще-то от Санечки я ждала больше информации.

— Ну что, господа, все слышали? Получается, что мотив у Славы мог быть. Хотя он и не слишком похож на человека, способного затаить тайную ревность. Тем более что оба с носом остались, был бы смысл ревновать к Марку.

Я достала из шкафа еще четыре фигурки.

— Ты что, солнышко, в шахматы играть собралась?

— На двенадцати досках, причем вслепую! — огрызнулась я.

Ильин вздохнул.

— Ладно, если тебе так соображается лучше…

— Да, лучше. И не надо из меня чудовище делать. Это не я людей с шахматными фигурками путаю, а тот, кто… Ну, в общем, кто-то из этих.

— И много их у тебя? — поинтересовался Никита.

— На всех хватит. Если на китайскую мафию не нарвемся.

— Почему китайскую?

— Потому что все одинаковые и очень многочисленные.

А статуэток у меня скопилось и вправду немало. Парочку я купила сама, остальных надарили всяко-разные гости. К случаям и без оных. Когда собираешься к кому-то с более-менее торжественным визитом, вечно приходится ломать голову: чего бы человеку такое преподнести. Чтобы и не очень дорого, и изящно, и удовольствие доставить.

Про мое равнодушие к растительности — как в горшках, так и в букетах — знает, кажется, полгорода. Вот и выискивает народ фигурки позабавнее. Целое стадо скопилось. Надумаю уйти из газеты, открою магазин сувениров, сразу стану миллионером.

Для директора «Сюжет-клуба» я выбрала маленького зеленого динозаврика с «бабочкой» на том месте, где положено быть шее. Для центра «Двое» — из чувства противоречия — взяла двухдюймовую копию роденовских «Амура и Психеи».

— А это что за фря? — спросил Ильин, разглядывая предпоследнюю статуэтку — соломенную Кармен. Вообще-то я предпочитаю керамику или металл в чистом виде, но далеко не все гости об этом знают. Дареной игрушке в нутро не смотрят. Тем более что фигурка совершенно прелестная: простенькая глиняная куколка, а вся одежка сплетена из крашеной соломки и шелковых ниток, только башмачки деревянные. Веер, черная мантилья, которой она кокетливо прикрывает лицо — Кармен, да и только.

— А это специально для твоей версии о неосторожном убийстве. Ну помнишь, ты предлагал — дескать, любящая дама решила избавить ненаглядного от пагубной привычки и перестаралась.

— Ты это всерьез?

— А почему нет? Ну, правда, кому Марк мог так уж помешать?

— Месть вообще исключаешь?

— Не смеши меня! Месть… За что?! Заботливая дура — это хоть где-то правдоподобно. Мужики тоже могут ошибаться: сначала сделал, потом подумал — а большинство прелестных дам делает то, что им, видите ли, сердце подсказывает, а думать они при этом ни до, ни после не желают. Хорошо еще, когда присутствует классическая женская интуиция — она, как правило, без лишних умственных заморочек выводит к верному решению. Только… называют эту способность женской, а обладает ею дай бог одна из десятка.

— И женщин ты почему-то не любишь… — заметил Ильин, задумчиво глядя на «Кармен».

— Крайностей я не люблю, — ринулась в бой справедливая Маргарита Львовна. — А женщины к ним более склонны. Гораздо более даже. Лучшие из них, женщин то есть, в самом деле способны видеть куда как дальше вашего полу, но ведь это лучшие. Вроде меня, — честно добавила самокритичная я. — А остальные почему-то свято уверены, что это общее свойство, и потому делают то, что им куда-нибудь взбредет, даже не давая себе труда задуматься о последствиях.

Никита скептически хмыкнул.

— Первый раз слышу теорию «обезьяна с гранатой» из женских уст. Продолжайте, мадемуазель, оч-чень интересно…

— Издеваешься? Софью Андреевну вспомни.

— Какую Софью Андреевну? — опешил Ильин.

— Толстого жену, Льва Николаевича. Не могу сказать, чтобы я его любила, скорее наоборот, но ее поведение вообще ни в какие рамки не лезет. Кстати, точнехонько по твоей версии.

— Бр-р! — Никита непонимающе помотал головой. — Ты о чем?

— Когда Лев Николаевич ударился в вегетарианство, Софья Андреевна решила, что это вредно.

— Ну и?

— И велела готовить ему еду на мясном бульоне. Потихонечку от него самого. Из самых лучших побуждений, естественно. Похоже, да? Мой милый — алкоголик, по крайней мере, я так полагаю, а лечиться не желает, так я ему ничего не скажу, сама все сделаю. Он же мне потом спасибо скажет. А? Типично женский подход, и типично женская фраза. Вы когда-нибудь такое от мужчины слышали?