Охота на журавля - [20]

Конечно, эта кухня видала всякое: и медитацию на двенадцать персон — как же это мы здесь размещались? — и репетиции «Федота-стрельца». А уж посиделки непризнанных гениев отечественного рока, гитары заполночь или полдюжины рюкзаков по углам — это и вовсе повседневка. Один из гостей, сдвинутый на восточных единоборствах, как-то решил продемонстрировать остальным, а точнее, одной из остальных, суперпрыжок. После бутылки коньяку — при всей повернутости на спортивных достижениях режимом он себя не изнурял. Продемонстрировал. След ботинка на потолке до сих пор закрасить не могу. А может, и не стоит. Если, наоборот, обвести его в рамочку — очень эффектно получится. Вполне в стиле дома.

Но такого, как сегодня, и не припомню. До того теплая, до того семейная сцена: вечер, хозяйка кормит своих мужчин ужином… Правда, ужин готовил Глебов, да и великоват он чуток, чтобы приходиться мне сыном, но это уже детали. А в целом…

Эка занесло тебя, Маргарита Львовна!

Ильин, негодяй, как подслушал мое настроение, оглядел окружающее оценивающим взором, усмехнулся и обратился точно в тон:

— А что, мать, коньячку у тебя к чаю не найдется? Уж больно вечер хорош, а? А ты молодой человек, на нас не гляди, и вообще никогда не пей эту гадость.

— Ага, — подхватил вредный Кешка. — привыкнешь, и жизнь твоя не будет стоить ломаного цента!

Спасибо невинному младенцу, наваждение пропало.

— Ты же за рулем? — поинтересовалась я у Никиты.

— Подумаешь! — отозвался он. — Запру тебя в шкафу, свистну с улицы пару девочек посимпатичнее, и предамся классическому мужскому загулу.

Все-таки он невыносим!

16

Мне бы только собраться…

Голова профессора Доуэля

— Итак, господа присяжные, — перемыв посуду и вытерев стол, я выставила на его середину маленького глиняного Вицлипуцли. Вообще-то, если верить Булгакову, Вицлипуцли относился к мексиканскому пантеону, а этот блестящий коричневый толстячок, довольный собой и окружающим миром, даже и не пытался скрывать своего восточного происхождения. Но к его хитрой ухмылке, лакированному пузечку и коротеньким пухленьким пальчикам так подходили булькающие и свистящие мексиканские звуки, что строгое следование исторической, а может, мифологической истине показалось мне сущим пустяком. Так безымянный китайский божок превратился в своего заокеанского собрата.

— Это будет Слава. К нему я отправилась к первому. Мы его, вроде, уже исключили, однако, пусть постоит. На всякий случай. Кажется, трихопол держится в организме — ну, чтобы сочетание с алкоголем было опасным — что-то около суток, да? И если Слава не врет насчет пива, значит, трихопол Марк получил позже, в течение дня. Временные границы существенно сужаются, так? Кстати, можно будет у него поинтересоваться насчет постоянной женщины. Как я поняла, они с Марком довольно близко приятельствовали, так что вполне может быть в курсе. Ох!

— Ты чего? Укусил кто?

— Дурость моя укусила1 Надо же Санечке позвонить! Сергиенко! Уж он-то все про всех знает. Больше, правда, про всяких больших людей, но, глядишь, и тут чего подбросит.

Чтобы не терять какие-то оттенки и детали информации на пересказе, я переключила телефон на «громкую связь» и предупредила мужчин, чтобы не чихали и вообще не сильно шевелились. У моего телефона странный характер: в режиме «громкая связь» он работает лучше, чем в обычном. Единственное неудобство — другая сторона слышит малейший звук из моей комнаты. Так что предупреждение насчет чихания и прочих телодвижений было отнюдь не придиркой.

Санечка, на мое счастье, оказался дома. Хотя где, собственно, при его-то противности, он мог бы еще быть? Совершенно не представляю, чтобы кто-нибудь мог пригласить это создание в гости. Жуткий сноб, захлестывающий высокомерием всех присутствующих, сколько бы их не было. Зато знает подноготную всех мало-мальски значимых людей города. И соображает отлично. Этого не отнять. Правда, извлекать из него нужную информацию — сущее мучение, кокетничает, как сорокалетняя старая дева. Ох, будем прогибаться, никуда не денешься. По телефону оно все-таки полегче.

— Ну, Санечка, ну, солнышко наше любимое, ты же все про всех знаешь, а это всех касается… — я напустила в голос столько сиропа, что, казалось, сейчас прилипну к дивану.

— Ты про что? — недовольно спросил наш главный редакционный «справочник».

— Про Марка, конечно. Ты не знаешь, у него в последнее время был кто-нибудь?

— Женского полу, что ли?

— Ну да.

— Да у него всегда кто-то был, чем-чем, а аскетизмом покойный не отличался, — не слишком любезно заметил Санечка. — Коллекционером тоже не был, мордой не вышел, но, в общем, девочек там хватало.

Брезгливости в его голосе было столько, что мне почему-то подумалось: да, виноград нынче совсем зелен. Даже жаль его — Санечку, а не виноград — стало.

— А что-нибудь постоянное?

— Ну знаешь, Маргарита Львовна, я к нему в гувернеры не нанимался. Мне-то что — каждый день он их меняет или постоянство демонстрирует. Хотя… — казалось, что в трубке слышно, как щелкают Санины мыслительные шестеренки: нельзя ли из этого неожиданного интереса извлечь какую-нибудь выгоду, а если нет, то получить ли удовольствие, послав назойливую просительницу подальше, или потерпеть в надежде на перспективы получения информации в будущем… — а тебе зачем все это? Думаешь, обиженная девица его угробила? Так брось, не загоняйся. Пить меньше надо, вот и все. Что-то я сомневаюсь, чтобы наш Марк был способен возбуждать в женщинах такие шекспировские страсти. Была у него какая-то в последнее время, но это не ко мне вопрос.