Охота на викинга [роман] - [7]

— Не может быть, — воспротивилась Рита. Тот парень симпатичный, вежливый и не походил на вора. — Зачем ему тогда паспорт отдавать было? И почему билет не вернул?

— Ага. Почему деньги не отдал? Почему прощения не попросил, не покаялся, не сдался властям и не попросился лес валить? Глупындра! И куда тебя такую несет из Новосибирска в столицу?

— Я не из Новосибирска, — Рита прихлебнула невкусный чай. — Я из Тогучина.

— Еще лучше! И чего ты в Москве забыла, тогучанка? Чего тебе там ловить?

Клава снова говорила свысока, как будто все об этом знала. Вот только про Ритину тогучинскую жизнь она не знала ничего.

— А здесь мне что ловить? — вспылила Рита.

— Не ори, девочка, — спокойно поставила девушку на место проводница. — Тебя здесь нет. Забыла?

И Рита прикусила язык.

Рита не могла похвастаться причастностью к «рожденным в СССР». Она появилась на свет в июле того самого года, когда Страна Советов почила в бозе. Формально Союз еще существовал, но союзные республики давно и упорно лихорадило, а поскольку среди руководства страны не нашлось ни одного решительного и властного человека, развал был неизбежен, так утверждали родственники, причем почти все. Сама Рита мнения на сей счет не имела, но особенно от этого не страдала.

Магазины светились пустыми прилавками, родители поголовно озадачивались не воспитанием детей, а банальным выживанием. О светлом будущем уже никто, не думал. Какое тут светлое будущее, если каждый день приходится бороться с незнакомым и непредсказуемым настоящим?

Риту воспитывала бабушка. И улица. По очереди. В результате воспитание вышло своеобразным. Ни два, ни полтора. Слишком воспитанная для дворовой оторвы, слишком отвязная для домашней плюшевой девочки.

Она была честна, умела дружить, в каких-то моментах казалась наивной. По советским меркам это считалось положительными качествами, по современным — скорее, непрактичными. Эту непрактичность Рита прекрасно восполняла иными чертами характера, более подходящими для современной жизни, в которой мечту о светлом будущем для всего человечества успешно заменила мечта о больших деньгах в своем кармане.

А вот привить ей любовь к малой родине бабушке не удалось. Родной город Рите не нравился с детства. Ее манили совсем иные горизонты. Родись она лет на пятнадцать раньше, возможно, так навсегда и осталась бы в Тогучине, с букварем впитав, с чего начинается родина. Но, на беду или к счастью, в школу Рита пошла тогда, когда про любовь к родине уже не пели и мечты сбежать туда, где лучше, не выглядели чем-то зазорным.

До определенного времени грезы эти она оставляла при себе.

Закончилась школа. Вика — младшая сестренка — все еще училась. Мама с отцом по-прежнему были заняты зарабатыванием на жизнь. Да и других забот у них хватало. Папа повадился ходить налево, загулял и был застукан на месте преступления. Скандал вышел грандиозным, семью залихорадило. И помимо материального обеспечения потомства перед предками замаячил вопрос построения личной жизни.

Будущее Риты повисло в воздухе. Сама она мечтала лишь о свободе. Полной, ото всего. От неуместной родительской опеки, от заболоченного образа жизни, от ненавистного Тогучина.

Других пожеланий у девушки не было, а имеющиеся выглядели весьма абстрактно.

Положение спасла бабушка. Именно она предложила отправить внучку поступать в Новосибирский педагогический. Спорить с необходимостью высшего образования Рита не стала. С коркой хоть специалиста, хоть бакалавра, хоть магистра шансы сбежать из родного болота возрастали. И девушка отправилась сдавать документы.

Поступила с первого раза. На дневной, на психологию. Без блата и денег. Бабушка расплакалась счастливыми слезами. Мама удивилась. Папа даже не заметил, он вил новое семейное гнездо на стороне. И Рита принялась точить зубы о гранит науки.

Впрочем, ни магистром, ни специалистом, ни даже бакалавром стать ей суждено не было.

Первые два года Рита училась на полную катушку, с увлечением и глубокой самоотдачей. На третьем курсе энтузиазма поубавилось, но вкладывалась она все еще по полной программе. Так продолжалось почти до самого конца года.

Проблемы возникли по профильному предмету. Преподаватель общей психологии Леонид Иванович, сухонький мужичок под пятьдесят с колючими глазами, взъелся на Риту едва ли не с первого дня и гнобил ее на каждом занятии.

В то время как от других сокурсников познания трудов Уотсона,[7] Вертгеймера,[8] Фромма, Адлера с Юнгом и Фрейда с дочкой требовались, в пределах статьи из учебника, от Риты ждали глубокого анализа первоисточников. Она считала, что к ней придираются. Кто-то сочувственно соглашался, кто-то нет. Преподаватель тем временем давал понять, что знания Риты его не удовлетворяют и делать с такими знаниями на психфаке нечего.

К концу года намеки на то, что такими темпами она предмет не сдаст, потеряли утонченность и вовсе перестали быть намеками.

— Что же делать? — спросила Рита.

— Может быть, вам имеет смысл позаниматься дополнительно? — предложил Леонид Иванович и пригласил студентку на факультатив.

Дополнительные занятия психолог назначил у себя дома. Рита не имела ничего против. В конце концов, это нужно ей, так что можно и прокатиться, куда скажут. И она дала согласие.