Охота на ведьму - [2]

Щурясь от яркого света, Баруз неторопливо направился в мастерскую.

* * *

Бывают такие дни, которые, ну хоть плачь, несут одни неудачи! Обожжёшься утренним чаем, подвернёшь на ровном месте ногу, сломаешь ноготь, а потом ещё и подол платья прищемишь дверцей экипажа, который (уж в этом можно быть уверенной!), словно назло поспешит отъехать. Да, всякие дни бывают — и плохие, и хорошие. Но сегодняшний оказался не плохим и даже не хорошим. Он оказался гадким. И не просто гадким, а гадким-гадким-гадким!

Именно об этом думала разъярённая девушка. Ну и ещё о том, что неплохо было бы выместить свою злость на ком-нибудь, хоть сколько-то причастном ко всем текущим бедам. Но нынче всё было гадко, а потому и человека, которого хотелось порвать на клочки от ярости, приходилось униженно просить, даже умолять о помощи. И он — этот, с позволения сказать, человек, этот, с позволения сказать, мужчина — помогать как раз и не собирался! Подлец!

Люция в бессильной злости кусала губы и теребила в руках кружевные перчатки. Это же надо! Притащиться ни свет, ни заря в дешёвый трактир для того, чтобы встретиться с человеком, который без колебаний отказал в помощи слабой девушке! Жестокосердный циник!

«Милая, я не романтический герой. Начитались дамских романов, так сидите дома». И слушать ничего не стал! Индюк надутый! Сидит, вертит в руках кружку с квасом (подавись им, дрянь заносчивая!) и глядит насмешливо… У-у-у!

Чтобы не завизжать от бессильной ярости (а пуще прочего — не вцепиться нахалу в волосы) девушка перевела взгляд на безобразное зеркало, что висело аккурат над барной стойкой. Хозяйка «Перевёрнутой подковы» отсутствовала. Пользуясь ранним и покамест не знойным часом, Клотильда поспешила на рынок за покупками, заведение же осталось под присмотром снующей на кухне стряпухи. Теперь звон посуды да стук ножа мешали Люции сосредоточиться и, как следует, осерчать. Не больно-то побушуешь, когда за стеной громыхает горшками (а заодно, может, и подслушивает) кухарка. Нет, ну что за день?

От обиды перед глазами всё заколыхалось, и злая слезинка сорвалась на чистую скатерть. Девушка старательно захлопала ресницами, чтобы разогнать постыдную влажность. А, да чего уж там! И вторая слезинка упала вслед за первой.

Только неужто проймёшь эту желчную личность? Вон, как скривился… разве пожалеет? Нет. Никто её не пожалеет! Никогда! Никому нет до неё дела! Всё пропало! Она одна в этом жестоком мире! И слёзы посыпались чаще. Ах! Люция отвернулась, выдернула из сумочки платок, промакнула влажные глаза и со слезной дрожью в голосе сказала:

— Вы жестокий, равнодушный человек!

Мужчина, сидящий напротив, только развёл руками, мол, увы. Это деланное сожаление, конечно, совсем не коснулось синих глаз, которые глядели с прежней скукой. Да и вообще, Люция всерьёз сомневалась, что эти глаза могут смотреть по-другому.

Посетительница поняла: дальнейшие мольбы не то что разобьются о стену равнодушия, — какое там! — они просто утонут в безразличии. Пришлось подниматься со скамьи и, нога за ногу, брести к двери. Вот так. Даже приготовленные заранее неотразимые аргументы не пригодились — остались не выслушанными. А почему? Почему? Ведь Люция явилась просить помощи не с пустыми руками, она обещала хорошую цену! И вдруг такое безучастие, ни малейшего интереса — сразу отказ. Что она сделала или сказала не так? Ах, она не умеет вести беседы с подобными людьми, её этому не учили.

Между тем, до выхода осталось всего ничего. И с каждым новым шагом девушка понимала — её не остановят. Да что ж за день-то сегодня! Юная просительница стиснула в руках сумочку и нашла-таки в себе смелости обернуться, хотя затылок ощутимо припекал взгляд насмешливых глаз.

— Неужто вам совсем неинтересна суть моей просьбы? — спросила гостья севшим от отчаянья голосом.

— Нет.

Мужчина подавил зевок, запив его глотком прохладного кваса, и пояснил:

— Барышни вроде вас обычно просят или наказать изменника, или проучить соперницу.

— Да вы… вы… за кого меня принимаете?! — Люция даже задохнулась от возмущения.

А её собеседник снова развёл руками. Сколько смысла, оказывается, можно вложить в этот незамысловатый жест при должном умении!

— Сударыня, — начал этот тип, — вы притащились чуть свет в дешёвую таверну, чтобы встретиться с мужчиной сомнительной репутации. Вы приехали на извозчике, ибо не приучены ходить пешком, а в собственном экипаже побоялись быть узнанной. Вы оделись в скромное, но всё-таки слишком дорогое для этой таверны платьишко. И потом — эта кружевная сумочка, этот веерок на поясе. Не говоря уж о перчатках… Вы приехали просить, но делать этого не умеете. Так за кого я должен вас принять?

— А… э… — Люция захлопала глазами и растерянно провела рукой по коротко стриженым волосам — единственной детали своей внешности, о которой умолчал проницательный собеседник.

— Милая барышня, — слово «милая» мужчина нарочно выговорил с особым чувством, явно получая удовольствие от того, что может поставить на место богатенькую избалованную девчонку, — мне неинтересна ваша просьба, она понятна за версту. Я отказал, поскольку мне стало скучно.